«Маленькая принцесса».
Эрленд услышал позади себя в коридоре легкий звук шагов и еще до появления Евы Линд почувствовал, что это она.
— Мне сказали наверху, что видели, как ты спускался в подвал, — объяснила Ева и заглянула в комнату. Ее взгляд застыл на пятнах крови, оставшихся на кровати. — Это произошло здесь? — спросила она.
— Да.
— Что это за плакат?
— Не знаю, — ответил Эрленд. — Я не понимаю, что на тебя нашло. Почему ты обозвала ее и отказалась пожать ей руку? Она ничего тебе не сделала.
Ева Линд молчала.
— Тебе должно быть стыдно.
— Прости, — сказала Ева.
Эрленд не отреагировал. Он смотрел на афишу. Ширли Темпл в красивом летнем платьице с бантом в волосах улыбалась во весь рот. The Little Princess — «Маленькая принцесса». Фильм вышел в 1939 году, снятый по одноименной книге Фрэнсис Ходгсон Бёрнетт. Темпл играла озорную девочку, которую отправили в лондонскую школу-пансион под надзор строгих наставников, потому что ее отец уехал.
Сигурд Оли поискал информацию о фильме в интернете, но собранные им сведения не давали объяснений, почему Гудлауг повесил к себе на стену эту афишу.
Маленькая принцесса, подумал Эрленд.
— Я сразу же вспомнила о маме, — сказала Ева Линд у него за спиной. — Когда я увидела эту женщину с тобой в баре. И о нас с Синдри, к нам ты никогда не проявлял никакого интереса. Я подумала обо всех нас. Мы ведь семья, как бы мало мы на нее ни походили. Во всяком случае, с моей точки зрения.
Она замолчала.
Эрленд повернулся к ней лицом.
— Я не понимаю этого пренебрежения, — бросила она. — Особенно по отношению к нам с Синдри. Не понимаю. И ты, прямо скажем, помочь мне в этом разобраться не хочешь. Никогда не хочешь говорить о том, что с тобой происходит. Никогда ничего не говоришь. Ничего не рассказываешь. Это все равно что беседовать со стеной.
— Почему ты вечно требуешь объяснений? — спросил Эрленд. — Объяснения не всегда возможны. Иногда их просто нет.
— И это говорит инспектор полиции!
— Люди слишком много болтают, — заметил Эрленд. — Нужно иногда и помолчать. Тогда меньше гадости выплывет наружу.
— Ты говоришь о преступниках. Ты все время сосредоточен на преступлениях. А мы, между прочим, твоя семья!
Повисло напряженное молчание.
— Возможно, я совершил ошибку, — нарушил его Эрленд: — Думаю, что не в отношении вашей матери, хотя, может быть, и это тоже. Не знаю. Время от времени люди ссорятся и расходятся, а жить с Халльдорой было невыносимо. Но перед тобой и Синдри я точно виноват. Возможно, я не отдавал себе отчета в этом, пока ты не нашла меня и не начала ходить ко мне в гости, иногда притаскивая с собой и брата. Прежде я как-то не осознавал, что у меня есть двое детей, которых я не видел с тех пор, как они были маленькими, и которые так рано сбились с пути. И я задаюсь вопросом, не сыграла ли тут роль моя безучастность. Я много думал, почему так произошло. Не меньше тебя. Почему я не пошел в суд и не добился права навещать вас, не бился как лев, чтобы взять вас к себе, или не заставил вашу мать прийти к согласию. Почему, в конце концов, не подстерег вас после уроков и не похитил.
— Просто мы тебе были неинтересны, — сказала Ева. — Разве дело не в этом?
Эрленд не отвечал.
— Разве не в этом дело? — переспросила Ева.
— Нет, — ответил он. — Если бы все было так просто.
— Просто? Что ты имеешь в виду?
— Я думаю…
— Что?
— Не знаю, как это выразить словами. Я думаю…
— Ну?
— Я думаю, что я тоже погиб на плоскогорье.
— Тогда же, когда потерялся твой брат?
— Это трудно объяснить, а может быть, и невозможно. Может быть, некоторые вещи не имеют объяснения и лучше оставить их как есть.
— В каком смысле «ты погиб»?
— Я не… что-то во мне умерло.
— Ты хочешь сказать…
— Меня нашли и спасли, но я все-таки умер. Какая-то часть меня. Что-то, что было во мне раньше. Не знаю точно что. Мой брат погиб, и мне кажется, что-то во мне погибло вместе с ним. Я всегда нес за него ответственность — и я предал его. До сих пор не могу воспринимать это иначе. Я виноват, что спасли меня, а не его. И хотя родители не бросили меня, как я бросил вас с Синдри, я как будто больше не был им нужен. Не знаю, прав ли я на сей счет, и никогда не смогу этого узнать, но именно такое чувство возникло, когда я спустился с плоскогорья, и оно не проходит по сей день.