— Ну, ты меня пока еще никуда не приглашал.
— Теперь приглашаю.
— А я отвечаю: спасибо, нет. — Лили попыталась изобразить улыбку, однако уголки ее губ дрожали. — Я сейчас не самый приятный спутник. — Лили хотела бы, чтобы Грег был ей другом, на которого можно положиться, которому можно рассказать, как тяжесть утраты вымотала ее — эмоционально и физически. Конечно, он не был таким другом. По здравом размышлении Лили могла сказать, что все их разговоры вертелись вокруг его игры в гольф и алиментов, выплачиваемых детям, которых он никогда не видел. При этой мысли она почувствовала себя виноватой. — В любом случае, спасибо. Я очень ценю это, Грег.
— Я тебе так скажу. — Он раскачивался взад–вперед. — Когда поймешь, что готова куда–нибудь выйти, позвони мне, ладно?
Лили кивнула и улыбнулась, на этот раз искренне.
— Позвоню. Обещаю.
Грег пошел к группе других учителей, наблюдавших за тем, как отъезжает последний автобус. Непринужденная беседа и взрывы смеха казались такими… нормальными. Но Лили этого больше не ощущала, словно не разбираясь в том, что нормально, а что нет. Она вернулась в свой класс. Посмотрела на календарь. До конца учебного года оставалось семь недель. Потом наступит лето, время приключений и обновления.
Лили подумала о путешествии, которое так тщательно спланировала. Представила, как будет сидеть в кафе в Позитано, сама по себе, потягивая лимончелло и глядя на рыбаков в их разноцветных лодках. Она точно знала, о чем будет думать там — о детях Кристел.
Схватив свою сумку, Лили вышла из кабинета. Неважно, что написал Дерек в своем завещании и какое решение вынес судья по делам наследства. У нее были свои обязательства в отношении семьи, пусть и не зафиксированные в документах.
Вместо того чтобы ехать к себе, Лили направилась к дому Кристел. Она обещала Чарли, что будет приезжать очень часто, если понадобится — каждый день, и старалась сдержать слово.
— Лили! — Чарли распахнула дверь еще до того, как она позвонила, и крепко обняла ее. — Заходи! Мы как раз сели перекусить.
Шон вышел поздороваться с ней. Эшли прокричала что–то, при этом у нее изо рта полетели крошки.
— Хочешь? — спросила она Лили, показывая на кофейный столик. Он был заставлен упаковками с плавленым сыром и печеньем, банками лимонада и лучшими бокалами Кристел, предназначенными для коктейлей.
— Шон сказал, у нас «счастливый час», как в баре, — объяснила Чарли. — Давай намажу тебе печенье.
Шон подвинулся, освобождая для Лили место на диване.
— «Счастливый час»? — переспросила она.
— На самом деле я совсем не чувствую себя счастливой, — призналась Чарли, — но дядя Шон говорит, что нам нужно есть.
— Это правильно. — Лили повернулась к Шону, и их взгляды пересеклись. Между ними возникла какая–то связь, будто они были уцелевшими жертвами кораблекрушения.
Лили быстро отвела глаза; она опасалась, как бы Шон не разглядел в них то, чего не должен видеть.
— Держи, — Чарли протянула ей крекер с целой горой сыра.
Угощение олицетворяло нездоровый образ жизни.
— М–м, аппетитно. — Избегая необходимости немедленно отправить его в рот, Лили кивнула на коробочку, стоявшую на столе. — Твои скаутские значки?
— Да, их надо пришить на ленту и носить вместе с формой. — Девочка взяла один и растерянно посмотрела на него. — Мама собиралась помочь мне с ними.
Лили попыталась сказать что–нибудь, но у нее перехватило дыхание. Такое случалось постоянно, не только с Чарли, но и со всеми членами семьи. Дела остались незаконченными, и в этом сказалась страшная жестокость безвременной гибели.
Пока Лили подыскивала слова, Шон налил лимонад в один из стаканов для коктейлей.
— Мы с тобой займемся этим вместе, ладно, скаут Чарли?
— Ладно.
— Вам с оливкой или с лимоном? — шутливо спросил он.
— Оливки? Фу!
— Тогда без ничего. — Шон подал племяннице стакан.
Лили незаметно положила свой крекер на стол. Конечно, нет ничего ужасного в том, что они взяли лучшие стаканы Кристел.
Судя по состоянию дома, они, возможно, единственные чистые. С каждым днем дом становился все более и более запущенным. В одном конце гостиной был разложен искусственный газон для мини–гольфа. На полках возле двери громоздились стопки старых журналов и книг. По лестнице спустился Камерон, неряшливый и Угрюмый.