Он долго сортировал «барахло», распределяя, кому что выделить. Рассуждал вслух: «Это мамане», «Это Нинке пойдет», «Пиджак бате будет в самый раз», «Вот Андрюхиному пацаненку в аккурат», «Это девки промеж собой поделят»…
Надоело наблюдать за Митькиной хозяйственной деятельностью. Ничего не сказав, я потихоньку вышел из четвертой палаты. Спустился по лестнице на первый этаж. Леночка должна была давно закончить работу. Но я вдруг увидел, что дверь библиотеки приоткрыта, и зашел. Показалось, Леночка не уходила, ожидая меня. Она улыбнулась и захромала мне навстречу.
— Как хорошо, что вы пришли! — Остановилась, кивнула на мою забинтованную руку: — Как она?
— Что можно знать на пятый день после операции?
— Я ведь вас ожидала, — покраснев, созналась Леночка.
— Зачем?
— Ну, как вам сказать… Приглашаю вас и Митю к себе на двадцать второе. Почему вы так смотрите? У меня день рождения. Мне исполняется ровно восемнадцать. — Я хотел было спросить, удобно ли устраивать праздник, если от Бориса только-только ушла жена. Леночка как будто прочла мои мысли: — Я не сама. Боря придумал. Он еще в прошлом году мечтал. Ему всегда так нравится делать мне приятное. Сейчас он даже из-за Люси горевать перестал. Вы придете?
— Приду, само собой разумеется.
— Не забудьте Мите сказать. Прошу только не делать никаких подарков. Не терплю мещанства.
— Но как же?..
— Об этом я вас очень прошу…
Когда я сказал Митьке о Леночкином приглашении, он подмигнул мне торжествующе и начал распространяться о том, что это неспроста, что мои дела идут на лад. Прикинул, что двадцать второго исполнится ровно пять лет со дня начала войны, и заявил, что непременно захватит поллитровку. «Может, у них и выпить нечего будет. А по такому случаю грех не выпить нашему брату». Митька был в своей стихии.
— Накостыляли мы фрицам или нет? — спросил он риторически. — Чего приумолк-то? Накостыляли или нет?
— Накостыляли, накостыляли. — У меня тоже было превосходное настроение. — Но ты учти, Леночка просила не приносить никаких подарков. Сказала, что обидится.
Почти совсем стемнело. В окнах палат загорелся свет, а на быстро темнеющем небе — звезды. Пахло травой и цветами (у входа в клинику была разбита цветочная клумба). Из открытых окон слышались голоса. В моей пятой играли в подкидного. Закатывался радостно Васька Хлопов. Другие обитатели палаты хохотали, не отставая от него.
— Сколь долго уж я тебя знаю, — заговорил Митька рассудительно, — а вот и поныне не пойму, как при твоем уме в тебе столь много глупости. Вроде как ею кичишься, напоказ выставляешь. Где такое видано — на день рождения без подарков? Да и то еще — можно ли мужику за чистую монету всякое слово женское принимать? Мозгами-то раскинь, Славка.
Не слишком по душе были мне Митькины слова, но все же ощутил я в них умудренность опытного человека и, не ввязываясь в спор, поинтересовался:
— Хотелось бы знать, что же ты собираешься подарить Леночке? Научи меня. Может быть, и я поумнею?
— Да нет, Славка, ты все одно не поумнеешь.
На следующий день, после обхода, Митька потащил меня в райсобес. Я некоторое время приличия ради упирался. Но потом, когда он сказал, что не для себя я тем «барахлом» пользуюсь, что все одно кому-то добро достанется («не лучше ли, чтоб Ленке твоей чего-то перепало?»), я сдался.
На первом этаже двухэтажного кирпичного дома в коридорах стучали костыли, поводыри водили из кабинета в кабинет с белыми бумажками на дверях незрячих инвалидов. Почти все посетители этого учреждения были в больничных халатах. Редко-редко встречались местные жители в гражданском…
Митька первым вошел в нужную нам дверь. В большой комнате устоялся запах вещевого склада. Несколько инвалидов рылись в кучах тряпья, обуви. Я увидел белье, одеяла, меховые шапки (кому они нужны в Баку?), фетровые дамские шляпы. Может быть, из-за того что все это было разбросано по полу, на расстеленной по всему помещению мешковине, может быть, из-за того что все было измято и свалено в беспорядке, барахло это показалось мне пригодным только на выброс.
— Какого черта ты меня сюда притащил? — зашипел я на Митьку. — Больше мне нечего делать — только ковыряться в паршивом американском барахле, в их обносках!
— Погоди ты. — Митька достал из кармана моего халата справку об инвалидности, выданную мне, как и другим, взамен пенсионного удостоверения, показал сидящему у стола пожилому азербайджанцу в очках. Тот пробежал глазами по справке и кивнул Митьке. Мой друг моментально стал озабоченным: — Сказано тебе, погоди! Мы тут сыщем такой подарок для твоей Ленки — сам довольный будешь.