Вот только больно уж молчаливым, погруженным в мысли свои невеселые сделался ныне Славка. Все чего-то в уме прикидывает, Митьку, сидящего около, вроде как не замечая. Прежде, помнится, по делу и не по делу любил трепаться, над ребятами посмеиваться. Ныне же все молчит да молчит. Подойдет Митька, он взглянет мельком, кивнет, а после просиди хоть весь день — слова не дождешься.
Глядя с соседней койки на друга, Митька всякий раз возвращался к мысли, что война губит самых нужных, самых заметных, самых удачливых вроде бы людей. Вот и комбата Васюту убило, и Славка оказался вовсе уж беспомощным инвалидом. Припоминал он брательника своего Андрюху. Тоже ведь из них четверых до войны в Марьине все признавали третьего самым работящим, самым ловким, самым завидным из молодой поросли Федосовых. А вот ведь что с ним война сотворила…
И все ж таки у Андрюхи отец-мать, братья-сестры есть. Семья его пригрела-приютила. Ежели бы на всем белом свете хоть одного человека сыскать, кто бы Славку так же пригрел-приютил… И однажды подумалось: может, это?.. Отчего бы, допустим, Славку не женить? По нынешним временам запросто можно вдовушку какую-нито чуток постарше найти, с ребенком, к примеру, — такую, чтобы охотно… Неужто не найти? Митька стал перебирать в памяти марьинских вдов денных и насчитал с десяток вполне подходящих…
Он, однако, едва ли не тотчас отказался от этого заманчивого вроде бы плана. Не с руки Славке в деревне поселяться. Ежели и согласится он с отчаяния, то для него это губительно будет. Припоминал Митька Марьино довоенное. Ни электричества, ни радио, газеты лишь на третий день приходили, хоть от Москвы всего-то километров пятьсот — шестьсот. О телефоне, радиоприемниках или, допустим, о трамвае-троллейбусе у них и не слыхивали. Кино немое, случалось, раза три-четыре за год привезут — весь народ в клубе, прежней церкви, собирается. Как на чудо какое глядят.
Сам-то Митька звуковое кино впервой в армии увидал. А Славка привык жить в большом городе с театрами, Дворцом пионеров, куда он ходил в какую-то литературную студию, университетом, который он мечтал кончать после войны…
Давно уж приметил Митька, как заботливо ухаживает за его другом быстроглазая пигалица Галка. Да и сам Славка вроде как лицом розовеет, когда она подходит к нему то ли с тарелкой и ложкой — кормить, то ли со шприцем и ампулами — делать укол. Он и улыбаться при ней готов, и говорит вовсе не убитым голосом. А девка, примечая это, глядит на Славку, ровно невеста на жениха перед свадьбой…
Стал зреть у Митьки новый план: хорошо бы, случилось так, чтобы Галка сердцем приросла к Славке. Знал Митька: женщина, ежели полюбит, на все пойдет.
Надумал он потолковать с ней самой, подвести вроде как невзначай к тому, что — он уж в это сам верил — и для нее, и для Славки стало бы вовсе не худой судьбой. Потолковать с Галкой надо было — под лежачий камень вода не течет. И было ему хорошо от мысли, как умно он к ней подкатит и как потом все замечательно устроится. У Галки — такая отчего-то у него была уверенность — не осталось дома никого: ни родни, ни жениха. Вот и образуется у девки семья. В большом городе при мужике обживется. А там, глядишь, и детишки пойдут. Она где-нито в больнице работать станет. Славка — пенсию получать. Кого-кого, а уж такого-то инвалида пенсией не обидят. Чем не жизнь?..
Вообще-то друга своего Митька уважал и кое в чем даже побаивался. Больно уж грамотный был Славка. Всегда на виду у начальства он оказывался. То ротным агитатором его сделают, то «Боевой листок» выпускать прикажут. На занятиях по политподготовке Славка неизменно был первым.
А вот ежели дело не книг там или газет касалось, тут Славка умом похвалиться никак не мог. Ни тебе костер в лесу развесть, ни сухой паек сварить, ни лопатой, топором или пилой орудовать — ни в чем таком Славка ни уха ни рыла не смыслил. А уж до девки самой завалящей подкатиться — то тут смех один. В таких делах Митька его опекал.
21
…Из десантных войск их переформировали в стрелковые части. Народ соображал — скоро на фронт. Высаживать их во вражеский тыл ныне незачем. Вот и…
Их со Славкой из минометной роты перевели в резерв. Горелов страсть как расстроился. А Митька — ничего. Все одно где-то служить придется. И вполне так может повернуться, что ничуть не хуже, нежели в стрелковом батальоне минометчиком. В армии с судьбой спорить не стоит.
Как в воду он глядел. В землянку, где помещался резерв, пришли однажды приезжие офицеры и стали отбирать грамотный народ для артполка. Первым взяли Славку (восемь классов образования!). А он заартачился. Не желаю с другом, дескать, разлучаться. Капитан-артиллерист хотел было шумнуть на Славку, да только засмеялся: