Разве может кто-нибудь полностью забыть, даже под ошеломляющим давлением современной цивилизации, проделки проказливого маленького недоноска Мауи? Или деловитость неуловимого народца карликов — менехунов? Или благородство великих и отважных вождей, таких, как Тафаки, сын Хемы? Или презрение к условностям его внука Раты, который нарушал табу? Или роман красивого, но непостоянного Тинирау с капризной красавицей Хиной? Или ссору Тангароа с его братьями-богами, которые были побеждены человеком?
Песни, которые либо являются частями сказаний, либо навеяны ими, продолжают укреплять мужество, успокаивать встревоженное сердце, облегчать бремя тяжелой работы напоминаниями о необыкновенной доблести, силе и свершениях этих героев и героинь, которых многие семьи до сих пор с гордостью числят своими предками.
Сказители с философским складом ума и характерной для полинезийцев склонностью все систематизировать и прослеживать родственные связи иной раз пробуют отождествлять персонажей местных мифов с библейскими. Порой они придумывают новые истории и еще больше расширяют свод полинезийских повествований, который и так уже перегружен событиями и персонажами.
Любимейшие из них, известные по всей Полинезии — это те, о которых ветры поют песни. А поют их с тех пор, как предки полинезийцев оставили свою родную землю и двинулись в океан искать новую родину, а может быть и с еще более ранних времен.
Полинезия (это европейское слово означает "множество островов") была заселена одной из последних, если не самой последней, среди других обширных мировых ареалов.
Для полинезийской истории 1595 год имеет то же значение, что и 1492 — для американской. В 1595 году Менданья, плывший под испанским флагом, открыл и назвал Маркизские острова, которые стали, насколько это известно, первым полинезийским архипелагом, посещаемым европейцами.
Возможно, за две тысячи лет до прихода Менданьи (никто не может сказать точно, когда это было) первые полинезийские морепроходцы, пришедшие с запада, появились в юго-восточной части Тихого океана, чтобы сделать ее своей. Они отплыли от некоей прибрежной области Южной Азии или Индонезии, где в их жизни возникли обстоятельства, вызвавшие их плавания в восточном направлении. Эту западную землю они продолжали считать своим отчим домом, когда временно селились на островах, которые по тем или иным причинам их не удовлетворяли. И они продвигались все дальше на восток, от острова к острову.
Как называлась земля, которую оставили полинезийские колумбы? Часто ее называют Гаваики. Иногда — Кахики. Иногда — Пулоту. Все эти имена имеют такое же точное географическое значение, как "Оставленный дом", "Оставшееся там", "Наше западное место". Иные пытаются разгадать, что же означают эти Гаваики и Кахики в каждом конкретном случае. К несчастью, это не всегда возможно: полинезийцы, любящие всему давать названия, длинные и короткие, предпочитают старые имена новым. И когда переселенцы замечали остров, который, они надеялись, был необитаемым, они тут же называли его именем своей родины.
Более слабые из пионеров умирали в пути. Многих можно оплакать, подобно тому как это сделал отец, похоронивший в океане свою любимую дочь. С рефреном "И я в пучину тебя опустил" он пел:
Более молодые и сильные из пионеров не поддавались печалям. Они пылко стремились к новой земле, столь же славной, как и та, которую они помнили уже смутно. Напротив, люди постарше вспоминали родину и наставляли своих спутников следовать ее обычаям и верованиям, насколько это было возможно на странных восточных островах, часто уже занятых. Населяющие их люди, по мнению вновь прибывших, были родом хуже их самих. Возможно, это были дети детей, а может быть — внуки и правнуки первых переселенцев, пересекших стовосьмидесятый меридиан и открывших безлюдные юго-восточные острова. Они нашли свой новый дом, заселенный лишь птицами — сухопутными и такими, как фрегат, олуша, крачка, которые улетали в открытое море, а к ночи возвращались к береговым гнездовьям и приводили лодки к островам.
Полинезийцы были в то время самыми смелыми и искусными мореходами в мире. Никто из навигаторов на всем земном шаре, вплоть до того времени, когда Колумб пересек Атлантику, не мог сравниться с их кормчими. Но мы никогда не узнаем, кто был полинезийским Колумбом, чья двойная лодка доставила первых полинезийцев на острова неведомых морей, которым суждено было стать их домом.