Наконец, наступил момент первого погружения в гибернацию. Семь капсул были размещены в специальном зале, защищенном от космической радиации и оборудованном автономными системами жизнеобеспечения. Каждая капсула представляла собой высокотехнологичный кокон, заполненный специальной жидкостью, поддерживающей жизненные функции и предотвращающей атрофию мышц.
Ева лежала в своей капсуле, уже подключенная к многочисленным датчикам и системам жизнеобеспечения. Прозрачная крышка была еще открыта, позволяя ей видеть остальных членов экипажа, также готовящихся к долгому сну.
– Все системы проверены и готовы, – объявил Гермес. – Начинаю финальный обратный отсчет до гибернации. Десять… девять…
Ева закрыла глаза, чувствуя, как её сердце замедляется под действием предварительно введенных препаратов.
– Восемь… семь… шесть…
Она вспомнила Томаша, его улыбку, когда он говорил о звездах. «Где-то там, Ева, есть другие умы, думающие мысли, которые мы не можем даже представить. И однажды мы встретимся с ними».
– Пять… четыре… три…
Теперь она выполняла его мечту. Их общую мечту. Путешествие к другому разуму, к другому способу существования.
– Два… один…
Прозрачная крышка капсулы закрылась с мягким шипением. Специальная дыхательная жидкость начала заполнять капсулу, окутывая её тело. Странное, но не неприятное ощущение – словно погружение в теплое море.
– Начинаю гибернацию, – голос Гермеса звучал все более отдаленно. – Спокойных снов, экипаж «Тесея». Увидимся через год.
Последней мыслью Евы перед тем, как сознание начало растворяться в химически индуцированном сне, была не о Томаше, не о Земле, оставшейся позади, а о Харра – разуме, который ждал их в глубинах космоса. Разуме, столь отличном от человеческого, что для его понимания могло потребоваться нечто большее, чем обычный человеческий интеллект.
Возможно, чтобы понять истинно чуждое, нужно было самому стать немного чуждым.
С этой мыслью она погрузилась в глубину гибернационного сна.
Глава 3: Сны во льду
Первый сон был о Томаше. Ева стояла на берегу океана, волны мягко омывали её босые ноги. Горизонт был бесконечен, небо и вода сливались в далекой линии. Томаш стоял рядом, такой реальный, что она могла почувствовать тепло его тела.
– Смотри, – сказал он, указывая на воду. – Видишь узоры?
Ева посмотрела вниз и увидела, что волны образуют странные симметричные паттерны, похожие на математические диаграммы, которые она изучала в сигналах Харра.
– Это их язык, – продолжил Томаш, его голос был одновременно знакомым и странно измененным. – Не слова, не символы. Движения. Ритмы. Взаимосвязи.
Ева наклонилась, пытаясь лучше рассмотреть узоры на воде, но они постоянно менялись, ускользая от понимания.
– Я не могу прочитать их, – с отчаянием сказала она.
– Потому что ты пытаешься читать, – ответил Томаш. – Нужно не читать, а быть.
Он взял её за руку и повел в воду. Океан был теплым, приглашающим. Они шли всё глубже, пока вода не достигла их шей.
– Я боюсь, – прошептала Ева.
– Знаю, – мягко сказал Томаш. – Но иногда единственный путь к пониманию лежит через страх.
Они погрузились под воду. Ева ожидала задохнуться, но обнаружила, что может дышать. Под поверхностью океан был заполнен светящимися узорами, танцующими, переплетающимися, образующими сложные трехмерные структуры.
– Видишь? – голос Томаша теперь звучал прямо в её голове. – Это не язык в привычном понимании. Это способ существования. Информация, непосредственно воплощенная в структуре реальности.
Ева потянулась к ближайшему светящемуся узору. Когда её пальцы коснулись света, она почувствовала… нечто. Не мысль, не образ, а прямое понимание, минующее сознательную интерпретацию. Словно какая-то часть её разума, о существовании которой она даже не подозревала, внезапно активировалась.
– Томаш, я… – начала она, но обнаружила, что Томаша больше нет рядом. Вместо него вокруг неё плавали странные светящиеся существа, отдаленно напоминающие морских звезд, но с множеством ветвящихся конечностей, покрытых мельчайшими волосками, пульсирующими в сложном ритме.
Существа окружили её, их конечности мягко касались её кожи. Каждое прикосновение передавало информацию – не словами, не образами, а прямыми концептами, вливающимися в её сознание. Океан вокруг них пульсировал в том же ритме, словно всё пространство было единым коммуникационным полем.
– Мы – Харра, – пришло понимание, хотя никто не произнес этих слов. – Мы – многие и один. Ты – одна и многие?