МИШКА
Людмила ЗАЙЦЕВА
Я ВЕРНУСЬ
Когда я пришла к ним в тот вечер, Лидия Михайловна была взволнована:
— Ирочка! Лена познакомилась с… — она замялась, подыскивая слово. — С мужчиной.
— Ну и что? — пожала плечами я. — Давно пора.
— Вы не понимаете, Ирочка. Это не просто мужчина. Он композитор!
Я молчала, не понимая волнения своей собеседницы.
— Как же они познакомились? — наконец, спросила я.
— На каком‑то дурацком концерте. Я не возражаю, чтоб Лена на них ходила, но обычно мы ходим вдвоем, а в тот раз она пошла одна, я плохо себя чувствовала, и вот…
Наступила пауза.
— Вы говорите — композитор? Ну и что же он пишет — симфонии, оперы?
— Не смейтесь, Ира, на моем месте вам было бы не до смеха. Ничего он не пишет, бросил консерваторию на третьем курсе, теперь работает дворником. То есть может и пишет, но я не знаю.
— Вы — и не знаете? — улыбнулась я.
— Ирина! Я не желаю продолжать разговор в таком тоне! Я вижу — вас это забавляет, не более того.
— Но я не вижу ничего страшного в том, что Лена накокец‑то с кем‑то познакомилась.
Лидия Михайловна вскочила с кресла — именно вскочила, хотя раньше мне было бы трудно себе такое представить, при ее комплекции, — и трагически запахнув полы своего сиреневого халата, сказала:
— Бот именно — с кем‑то! С проходимцем! Последним композитором был, как известно, Стравинский.
— Почему именно Стравинский? Ладно, допустим — расскажите лучше, насколько это серьезно.
— Ирочка, вы врач, я буду с вами откровенна. Я давно уже задумывалась над Леночкиной судьбой. Тридцать два года, никакого интереса к мужчинам. Это ведь неестественно, и я должна была бы радоваться, но… Но почему этот дворник–композитор? Мы с вами интеллигентные люди (всех врачей Лидия Михайловна безоговорочно причисляла к интеллигентам), скажите, что мне делать?
— Ничего не надо делать, по–моему, тем более зам. , Насчет, интереса к мужчинам… А Юра?
Я коснулась запретной темы. Раньше Лена встречалась с Юрой, но об этом узнала Лидия Михайловна, и Юра был отвергнут.
— Пусть Лена сама решает, — перебила я собиравшуюся возразить собеседницу. — Кстати, она скоро придет?
— Скоро, за хлебом пошла.,. Как это — ничего не делать? Вы его не видели!
— А вы — видели?
— Вот именно. Волосья почти до пояса — хвост. Ира, что такое эти хвосты? И по телевизору тоже показывают… Но дело не в этом. Дело в том, что он предложил ей замуж. И она согласилась.
— Что? В первую же встречу?
— Почти. Во вторую. Вернее, во время второй (Лидия Михайловка следила за своей речью).
— А Лена? Как это — согласилась? Она хоть что‑нибудь о нем знает?
— Кроме того, что он сам ей рассказывал — ничего, — торжественно сказала Лидия Михайловна.
Мы помолчали.
— Да–а… — я вздохнула. — Я с нёй поговорю.
— Вы же знаете, Ира. Замуж выходить совершенно не за кого. Все приличные давно женаты, а оставшиеся…
— У него наколки есть?
— Что? — удивилась Лидия Михайловна.
— Ну, наколки, на руке, на пальцах, знаете? Татуировка.
— Ирочка! — охнула она. — Вы думаете… Я не видела, надо спросить у Лены. Хотя…
Щелкнул замок, в комнату вошла Лена.
Честно говоря, я всегда не понимала, почему она не замужем. Симпатичная, спокойная, стройная… Три «с». Нет, четыре. Еще и строгая, строгая к себе и другим. Четвертое «с», видимо, и было причиной, почему не пользовались успехом первые три. Точнее, успехом‑то они пользовались, но… Дальше и объяснять незачем.
— Привет, — сказала Лена, не удивившись моему присутствию.
Я уже привыкла к тому, что Лидия Михайловна и Лена удивлялись или не удивлялись чему‑нибудь совершенно неожиданно. Когда мы с Леной познакомились, шел дождь, и Лена удивилась, почему я под зонтом. Она была без зонта, она вообще никогда не брала с собой зонтов, надевала плащи, шляпы, береты, все это промокало, безнадежно портилось, выбрасывалось, но Лена была верна себе. Потом она удивилась, что я врач, и так далее. Зато когда проехавшая мимо машина окатила нас грязью с головы до ног, Лена даже не ойкнула. «Наверное, думает: дождь смоет», — подумала тогда я. Это было тем более странно, ведь работала Лена, как я потом узнала, программистом. Царство логики, и вдруг такое.