Ники засмеялся:
— Ай-да Аркадий! Я говорил, что он далеко пойдет?..
— Был у чумаков, — сообщил полицмейстер. — Англичанина держат за своими телегами. Согласны нам выдать только в обмен на убийц чумаков — живыми или мертвыми.
— Ну, так в чем же дело! — лихо ответил Ники. — Везите англичанина в город, пытайте, бейте, он вам выдаст шпиона. А на него уже всех собак повесить можно!
— Не согласятся! Это же чумаки! Цепкие, что твой клещ! — засомневался городничий.
— Согласятся! Целуйте крест, говорите, что к утру скажете, кто убийца.
Чумаки, как ни странно, согласились.
Ближе к вечеру возле лагеря чумаков появился полицейский фургон — деревянная коробка на четырех колесах без окон и с дверью, закрывающейся на навесной замок. Доселе он стоял на заднем дворе полицейского участка для особых случаев — обычно арестованные в Гайтанове вину имели малую и перевозились в обычной телеге.
Однако же этот самый особый случай, похоже, наступил.
К двум конвойным полицейским из шатра вывели пленника — со связанными за спиной руками, в башмаках, в простых штанах и вышитой свитке с поднятым воротником.
— Ты смотри на него, — сказал один полицейский. — Ведь встретил бы на улице — ни за что не догадался б, что шпиен.
— Англичане — они такие, — со знанием дела ответил второй. — А глаза-то прячет, морду воротит. Стыдно, небось.
Пленника поместили в фургон и закрыли дверь на злой висячий замок. Конвоиры, сжимая в руках винтовки, уселись на козлы.
Кучер щелкнул кнутом, и пара лошадей повлекла фургон прочь.
День завершался, но и дорога обещала быть недолгой. Конвоиры откровенно скучали.
Полицейский фургон перевалил через мосток переброшенный над Гайтанкой — рекой лишь в весеннее половодье и узким ручейком во все остальные времена. Впрочем, ничтожный ручеек имел илистые, поросшие камышом берега, и перебраться через ручеек можно было лишь по этому дрянному деревянному мостку.
Далее дорога шла вверх, на самой вершине делала поворот, и серпантином спускалась в балку. На вершине холма будто отступал вечер, и уж были виден Гайтановский маяк, да за туманом будто проступали городские постройки, в окнах которых хозяйки зажигали первые огни.
И если бы полицейские оглянулись, то увидели, как к мосту к Гайтанке подъезжает еще одна телега, как она заезжает на мост, как проваливается всеми колесами на гнилых досках.
Если бы видели, знали — судьба их сложилась бы иначе.
Может быть.
…Когда съехали вниз, гребень холма скрыл солнце и сумерки заметно сгустились. Слева росла кукуруза — высокая, почти вровень с человеческим ростом. Порой в складках местности мелькало помрачневшее к ночи море. Справа рос сад — ровные шпалеры деревьев хранили темноту.
В конце сада дорога еще раз изгибалась, обходя рощу, кою, когда прокладывали дорогу, решили не вырубать.
— Смотри, — сказал полицейский, своему приятелю, правившему лошадьми. — Звезда зажглась. Надо загадать…
И тут из рощи громыхнули выстрелы. Счастливчик, только что заметивший звезду, получил пулю в шею, в руку, грудь. Второму повезло больше — его ранили в плечо. Барабан винтовки провернулся, подставив очередную камору под ствол. Курок ударил по капсюлю, но выстрела не произошло — осечка.
Пока невидимый стрелок проворачивал барабан, полицейский, не геройствуя, свалился с козлов, упал в кукурузу, и побежал — сперва на четвереньках, потом поднялся на ноги. И тут же получил в пулю в спину.
Ветер подхватил звуки выстрелов, перебросил их через холм, донес их до мостка, где полдюжины чумаков пытались вытащить провалившуюся телегу.
Они все-таки опоздали.
Александрийский гусар
Пленник ощущал, как дорога пошла вниз, как колеса, попав песок, завращались тяжелей. Послышался плеск моря. Наконец остановились. Возничий спрыгнул, удалился, но скоро вернулся. Несколько молодецких ударов молотом, и замок был сбит, дверь распахнулась. Пленник вышел из фургона, сжимая в руке крошечный пистолет.
— Аркаша? — спросил шпион, сжимая в руках молот.
В голосе не чувствовалось удивления.
— Николай?.. — узнал Аркадий. — А я, когда, ударили из барабанной винтовки, подумал, что это доктор Эльмпт.
— Брось. Он оставил винтовку отцу для фотографирования. А я позаимствовал. К утру верну.
— Вернул бы… А так — возвращать придется мне.
— Я бы так не сказал.
Из сумерек выступил человек, ранее Аркадием незамеченный. Был он одет в неприметную ночью форму Александрийского гусарского полка — черную венгерку, черные чакчиры. Лишь приборный металл в лунном свете тускло отливал серебром. В руке он держал револьвер, похожий на оружие убитого штабс-ротмистра, но с более длинным стволом.
Этот человек был Аркадию незнаком, однако же, кем он являлся — секрета не представляло. Пока Аркадий с чумаками готовили ловушку, к Николаю явился английский связной. Рослый красавец в форме «Черных гусар» подозрения, разумеется, ни у кого не вызвал: война, мало ли военных ездит по империи.
Непонятно было лишь зачем стоило нападать на полицейский фургон?
Но не до того. «Дерринджер» хранил в себе лишь одну пулю. Конечно же, ни Ники, ни его подельник не спешили на нее нарваться. Однако же, сделав выстрел, Аркадий оказался бы вовсе беззащитным.
— Это тот самый гений?.. — спросил англичанин.
На русском он говорил с каким-то акцентом, медленно… Но если бы довелось встретиться с ним при других обстоятельствах, Аркадий бы в нем не признал иностранца.
— Какой он гений? — чуть с обидой сказал Ники. — То, что он расшифровал ваш код — чистое везение. Вы зря тратите время. Говорю же: стоило бы взглянуть на то, как он объяснялся в городе, почему он оказался в фургоне на месте шпиона!
— Это уж позвольте нам самим решать… — возразил англичанин. — Шифр считался абсолютно неуязвимым. Мы должны изучить…
— Ну, ваше дело… Тебе повезло, Аркаша… Ты увидишь Лондон. Это не Петербург, конечно же, но тоже неплохо.
Николай задумчиво переложил молот из руки в руку, и вдруг с полузамаха бросил его в Аркадия, а сам метнулся в иную сторону, за перевернутую лодку. Отшатнувшись, Аркадий пальнул, и, конечно же, смазал. И тут же Николай набросился на Аркадия, повалил его наземь. Драка не затянулась — журналист стукнулся головой о ступеньку, и сознание его покинуло.
Когда сознание вернулось, уже стемнело. Комнатушка была мала, через единственное окно было видно море. Из мебели имелся всего-то стол, на котором горела лампа, топчан, два стула. К одному стулу был привязан Аркадий, Николай полулежал на топчане. Англичанина нигде не было видно. Трещало, сгорая фонарное масло. Куда громче пели сверчки, да плескалось море. Но окриков, шагов не было слышно. Его если и искали, то не здесь. Ну и немудрено — в округе сотни хуторков, тысячи хозяйств. Рот был не заткнут — следовательно, Николай не опасался, что Аркадию кто-то придет на помощь.
Выйдя из кареты, Аркадий узнал это место: года два назад некий купец ровно по Гоголю намеревался варить здесь клей: из чешуи и костей, которых здесь были пуды — костный, из рыбных пузырей — более дорогой, рыбий клей. Сырье казалось даровым, делец возвел здание заводика. Однако же вскорости прогорел в буквальном смысле слова — для производства нужно было топливо, а с ним во все времена в этих краях всегда дело обстояло плохо. За долги банкрот отдал заводик городу, а сам благополучно отбыл из этих мест.
Заводик худо-бедно охраняли, но здешний народец все равно тянул все, что не было прибито гвоздями. Сейчас они, верно, находились в сторожке при заводике.
Отсюда было где-то с полторы версты до маяка, стоящему на левом берегу Гайтан-реки, и, стало быть, версты две до города.