— Клянусь честью, милорд, — воскликнул Сэррей, — теперь я понимаю, за что вы ненавидите Анну Болейн.
Варвик промолчал, погрузившись в угрюмую задумчивость.
Вскоре Варвик и Сэррей достигли маленького домика, причем первый дернул за ручку звонка. Прошло порядочно времени, пока из полуотворенной двери выглянула старушка.
— Ах, это вы, милорд! — радостно воскликнула она, когда узнала Варвика. — Леди уже отчаялась увидеть вас сегодня и боялась, не случилось ли с вами какой-нибудь беды.
— Где же леди?
— В траурной комнате, милорд. Сегодня она не выходила оттуда с полудня. Я отворила бы вам раньше, но я была наверху и стучалась к леди в дверь. В десять часов вечера, не дождавшись вас, она заперлась одна.
Лорд Варвик стал подниматься по лестнице, пока старуха болтала таким образом. С бьющимся от любопытства сердцем следовал за своим спутником Сэррей. Маленький уединенный домик, довольно бедная обстановка и таинственное поведение лорда — все это приводило юного поэта в сильнейшее нетерпение, ему хотелось узнать, в каких отношениях находился могущественный лорд с обитательницей этого скромного жилища, кто была дама, ожидавшая лорда в такой поздний час и дозволявшая ему приводить с собой посторонних.
Когда шпоры лорда Варвика зазвенели по паркету гостиной, внезапно распахнулась дверь, и на пороге показалась высокая, стройная фигура женщины в черном траурном платье. Ее лицо носило следы благородной красоты, поблекшей под сокрушающей рукой горя, эти изящные черты были холодны и строги.
— Какую весть принесли вы, милорд? — спросила она, когда знатный гость молча поклонился. — Вы являетесь поздно! Неужели меня обманули? Неужели моя надежда снова оказалась тщетной?
— Леди Морус! — ответил Варвик, — Екатерина Арагонская отмщена!
Сэррей содрогнулся при этом имени: он видел пред собой дочь казненного ученого и понял теперь все. Это она, подобно призраку мщения, выслеживала короля и доставила Анне Болейн доказательства его измены; это она с Варвиком устроила так, что Анна застигла сегодня своего супруга врасплох.
Но как внезапно переменилась наружность этой женщины! На щеках у нее заиграл румянец, глаза загорелись, стан выпрямился, а голос, только что дрожавший от смятения, зазвучал теперь таким изменившимся тоном, как если бы погребальный колокол неожиданно залился ликующим благовестом.
— Мой отец отмщен! — ликовала она, но ее тон был мрачен, резок и вместе с тем торжественен. — Пойдемте, милорд Варвик, и расскажите о том бедному умершему, пусть он знает, что отмщен. Пусть узнают его остановившиеся стеклянные глаза, его холодные губы, окровавленная седая голова, что на небе есть Бог, который услышал мою молитву. Однако, — спохватилась вдруг молодая женщина, — кто это с вами?
— Это — мой друг, — ответил Варвик, взяв за руку Сэррея. — Настоящий час должен подвигнуть его на дальнейшее служение добру. Его зовут Генри Говард, граф Сэррей.
— Добро пожаловать! — сказала Маргарита Морус и протянула гостю свою белую худую руку. — Английский народ распевает ваши песни, пусть в них всегда прославляются только истинно благородные люди!
Сэррей пожал протянутую ему руку. Так вот кто подготовил гибель прекрасной королеве!… Именно эта холодная, бледная женщина! Мщение было справедливо, но ужасно.