— Итак, — резюмировал Пешехонов, — у нас остаются два Генриха.
— Мне кажется, что не два, а полтора: уж больно Генрих Тумба не подходит для того, чтобы быть приятелем Арвида Путны.
— Как же вы думаете выяснить окончательно, есть или нет у Эглита тот плащ, который нас интересует? А если нет, то куда он его дел?
— Конечно, спрашивать даже у Тумбы, куда он дел недостающие четыре пуговицы, я не собираюсь, тем более у Эглита. Даже у Мельниковой спрашивать о плаще нельзя, так как я не знаю ее взаимоотношений с постояльцем, и нет гарантии, что о нашей с ней беседе она не расскажет Эглиту... У нее есть сынишка Костя. Лет ему 10-11, и он почему-то не благоволит к их постояльцу. Может быть, мне удастся узнать что-либо нужное у него? Конечно, и Тумбу я из поля зрения упускать не собираюсь...
Глава 11
Поездку в поселок Груя, где жили Эглит и Тумба, и необходимые оперативные действия там Пешехонов решил поручить старшему следователю Куприну.
...Ровная лента влажного от росы асфальта мчится навстречу, бросая в лицо упругую струю прохладного воздуха. Лишь подъехав к бетонному мосту через неширокую, сильно обмелевшую речушку, Куприн сбавил скорость.
Сразу же за кустами показались дома поселка. Въехав в улицу, мотоцикл, работавший до этого как часы, стал давать оглушительные выхлопы, а затем, чихнув несколько раз, окончательно заглох. Куприн слез с машины и попробовал завести двигатель. После нескольких попыток мотор наконец заработал, но метров через сто пятьдесят опять забарахлил: пришлось остановиться. Напрасно хозяин мотоцикла крутил рукоятку газа и толкал педаль, мотор не подавал никаких признаков жизни.
Осмотревшись по сторонам, Куприн облюбовал место у небольшого домика, где под деревьями стояла деревянная скамья, и подвел туда мотоцикл. Было уже жарко. Куприн снял кепку, рюкзак, кожаную тужурку и присел на скамейку, посматривая то на мотоцикл, то (незаметно) на домик, стоявший напротив через дорогу. Отдохнув несколько минут, он засучил рукава рубашки, достал из сумки инструмент и стал отвинчивать детали мотора, аккуратно раскладывая их на скамейке. Работая, Куприн постоянно наблюдал за домиком через дорогу. Прошло несколько минут, и на улице показался мальчуган.
Он подошел к скамейке и молча, с любопытством стал следить за работой приезжего. На вид ему было лет десять-двенадцать. На детском личике его со вздернутым, усеянным веснушками носом необычными были глаза: серые, большие, опушенные густыми ресницами, они были не по годам серьезными и пытливыми.
Помолчав немного, мальчик спросил:
— Что, испортился?
— Да. Как видишь, не хочет ехать.
— А что с ним случилось?
— Кто его знает: может, бензин не поступает, а может, еще что, — охотно поддержал разговор Куприн. — А ты что-нибудь понимаешь в мотоцикле?
Взглянув пристально на взрослого дядю и убедившись, что он спрашивает серьезно, мальчуган солидно ответил:
— Немного понимаю: знаю, как нужно чинить камеру и куда заливать бензин.
— О-о! Это уже хорошо. Не каждый парень знает это. Тебя как зовут?
— Костя.
— Константин, значит? Очень хорошее имя. А меня зовут Николай Васильевич, а проще дядя Коля. Вот мы и познакомились... Ты живешь в этом доме?
— Нет. Вон в том, — и Костя показал на дом через дорогу.
Занимаясь мотоциклом, Куприн все время поддерживал разговор с мальчиком. А тот, совершенно освоившись, охотно помогал ему, подавая то ключ, то гайки.
— Вы, наверное, с рыбалки едете? — посмотрев на рюкзак и торчащий из него разобранный спиннинг, спросил Костя, когда работа уже подошла к концу.
— Почти угадал. Только не с рыбалки, а на рыбалку.