Каммингс укрыл ее одеялом, потом тихонько прошел на кухню. О, да, это было уже так давно, и его эрекция была тому доказательством. Он стоял в темноте, перед кухонной раковиной, и мастурбировал, вылущивая свой член словно кукурузный початок. Он представлял, как нелепо сейчас выглядит — взрослый мужик, коп, надрачивает над раковиной. И, тем не менее, кончило он довольно быстро, потом вздохнул. На дне раковины из нержавеющей стали расползлись капли спермы, похожие на следы слизняков. Он включил кран и смыл их, словно соус из вчерашнего кулинарного телешоу «Солсбери Стейк»…
Но все время он думал только о Кэт, некогда красивой и ненасытной, и ни о ком другом. Теперь, когда он стал наркоперевозчиком, у него появилось множество «возможностей». Наркоманки, шлюхи всех мастей, ошивающиеся у «точки», все предлагали ему себя. Они работали «по бартеру». Некоторые выглядели не так уж и плохо.
Но всякий раз Каммингс отклонял их предложения, помня о важных для него вещах, о данных обещаниях. Возить «товар» на «точку» — одно. Трахать шлюх-наркоманок — другое. Вместо этого он ждал, потягивая пивко и куря «Лаки», пока обдолбаный амфетамином Сакс драл их, как сидоровых коз…
Он готов был расплакаться, та его часть, которая осуждала то, что он делает.
А что мне еще остается? — воскликнул он.
Ответа не последовало.
Он вернулся в кровать и лег в темноте. Кэт спала рядом. Он всматривался во тьму, словно это был лик всех человеческих тайн. Ночные звуки — кваканье лягушек, стрекот сверчков, уханье сов — словно сливались с ледяным лунным светом, льющимся в окно. И формировали другой звук. Звук, носящий более субъективный характер. Звук, слышимый лишь его распахнутой настежь душе. Звук самых глубоких ущелий, или самых высоких пиков Земли…
А еще его преследовали другие звуки, пока он погружался в прерывистый сон. Звуки кошмаров…
Боже…
Звук дрели, оснащенной трехдюймовой кольцевой пилой. Приглушенные крики, и визг кости, дымящейся под вращающимся на скорости 2500 оборотов в минуту стальным зубом. Хихиканье…
…Да!
Хихиканье безликих, безымянных деревенщин…
…трахающих…
Господи Иисусе, вытащи меня из этого сна!
…трахающих… в головы людей…
Это были звуки зла. Звуки тьмы, полнейшего мрака человеческой души. Разве можно представить себе что-то более жестокое?
Трахать… человеческие головы?
И звуки спустились через воронку в ад. Шипящие, свистящие звуки. Бормотание, черное, как артрацит. Черное, как щербины в пасти дьявола. Черное, как его мысли…
Каммингс пробудился от вязкого сна, словно его ударили электрохлыстом.
Звонил телефон.
Каммингс встретился с Бек на следующее утро, ответив тем самым на ночное вызов. Это была странного вида женщина лет сорока, с пепельно-серыми волосами и голосом человека, страдающего гайморитом. Джен Бек исполняла обязанности начальника отдела судебных доказательств полиции штата.
— Дико, да? — спросила она.
— Я подобрал бы более подходящее определение, — ответил Каммингс.
За последний месяц он сделал несколько запросов технического характера, и теперь, наконец, получил ответ.
— Да, странно, — сказала она, стоя в своей лаборатории. Она наклонилась над гематологическим анализатором «Вижн» пятой серии и закурила сигарету, открыто игнорируя вывеску «КУРИТЬ В ЛАБОРАТОРИИ ЗАПРЕЩЕНО». Вдоль одной стены ярко освещенного помещения располагались стеллажи со стеклянной посудой, а вдоль другой — различные механизмы — газовые и жидкостные хромотографы, масс-фотоспектрометры и приборы для обработки отпечатков пальцев.
— Но вы должны признать, что холмы — это странное место. Как какой-то другой мир.
— И не говорите, — чуть не рассмеялся Каммингс. — Я уже несколько лет арестовываю дистилляторы в этой дыре. Но ночью вы сказали мне по телефону, что у вас что-то есть.
Джен Бек кивнула, выпустив струю дыма.
— На самом деле, есть даже пара моментов. Во-первых, я установила личность преступника.
Каммингс уставился на нее с безумным выражением лица.
— Рано возбудились. — Бек затушила окурок в чашке Петри. — Забавно. Вы довольно давно уже подаете запросы. Вчера я получила межведомственную памятку из картотеки, в которой было сказано, что «Эй-Ти-Эф» запросили информацию обо всех лицах, условно-досрочно освобожденных из тюрьмы или выпущенных из психиатрических лечебниц штата.
— Я подавал этот запрос месяц назад, — заметил Каммингс.
— Эй, всему свое время, да и не от меня это зависит. Картотека выдала мне одно имя — Трэвис Клайд Тактон. Отсидел 11 лет в тюрьме округа Рассел за автоугон и непреднамеренное убийство.
Каммингс не совсем еще ее понимал, но записал имя себе в блокнот. ТРЭВИС КЛАЙД ТАКТОН.
— Потом, — продолжила Бек, садясь на шкаф для окуривания йодом, — позвонили из отдела волос и волокон. Они провели полное ультрафиолетовое и инфракрасное сканирование всех, поступивших к нам 64-ых. И нашли на правой груди одной девушки пятно высохшей спермы.
— Да? — спросил Каммингс.
Лицо Джен Бек оставалось невозмутимым.
— На пятне остался отпечаток пальца. Сухой, идеальный отпечаток.
У Каммингса внезапно бешено заколотилось сердце. Ему не пришлось ее спрашивать, и даже подначивать.
— Поэтому мы сфотографировали отпечаток в ультрафиолетовом свете, прогнали через оцифровщик «Кирикс», а потом послали через «Триппл-Ай» в ФБР. И через 20 секунд получили результат.
Глаза Каммингса были размером с жетоны для игровых автоматов.
— Трэвис Клайд Тактон, — сказала Бек. — Думаете, совпадение? А еще у Тактона кровь группы А, положительная, как и сперма, найденная в каждой голове.
— Это он, — прохрипел Каммингс. — Я должен…
— Минутку. Тактон вышел из окружной тюрьмы несколько месяцев назад, и ни разу не отметился у инспектора. Мы послали наряд по последнему адресу проживания, и что вы думаете? Его дом сгорел дотла несколько лет назад. Там ничего нет.
У Каммингса поникли плечи.
— То есть это все-равно, что искать иголку в стоге сена, так?
— Да. Но, по крайней мере, вы знаете имя преступника, и знаете, как он выглядит.
Джен Бек протянула Каммингсу тонкую папку из манильской бумаги. Каммингс сдул с нее сигаретный пепел, открыл и ахнул.
С фотографии на него смотрел обычный «деревенский» парень. Короткие, зачесанные назад черные волосы, деревенский загар, огромная дружелюбная ухмылка, и невинные карие глаза.
— Если б вы не настаивали, — отметила Бек, — мы даже не подумали бы проводить судебное обследование. Убийцу мы вам определили, но больше помощи не ждите.
Я уже слышал нечто подобное, — подумал Каммингс. Штат не собирался выделять людские ресурсы на расследование «каких-то там деревенских убийств. Странно, однако.
— Похоже, придется мне этим заниматься.
— Удачи, — сказала Джен Бек. — Эй, и держите меня в курсе, хорошо? Не терпится почитать подробности, когда поймаете этого… «мозготраха».
— Будет сделано. Спасибо.
Каммингс быстро покинул здание управления полиции. Он был в приподнятом настроении. Только посмотрите, что он сделал. Прочесал места преступлений, сделал запросы, а теперь ведет собственное расследование. И это уже не перегонка кошачьей мочи деревенским быдлом, а реальные серийные убийства на сексуальной почве. Впервые за долгое время. Каммингс почувствовал себя настоящим копом.
Но когда он вернулся в свою машину без опознавательных знаков, сработал пейджер. Это был Спаз.
— Да? — спросил Каммингс, набрав ему с телефона-автомата.
Спаз возбужденно хихикал.
— Сегодня нужно будет сделать рейс. Крупный заказ, мужик. Встретимся у Датча. Порошка будет столько, что можно потопить корабль.
Джори Слейд, со слов Дедули, однажды надрал Папе задницу в баре «Перекресток», когда Трэвис был еще совсем мал. Вышиб Папочке пару зубов. А еще забрал его бумажник. Но хуже всего, рассказал Дедуля, было то, что, когда Слейд закончил взбучку, он высокомерно рассмеялся и пописал Папочке прямо на лицо. А поскольку эта несправедливость так долго оставалась неотомщенной, Трэвис решил, что правильнее будет поймать одну из дочек Слейда — маленькую и дерзкую девку, по имени Сара Даун, торговавшую собой на стоянке грузовиков «Костер». Припарковавшись за зданием, Трэвис какое-то время наблюдал за ней, и когда она выпрыгнула из кабины «Петербилта», просто подошел, схватил ее и затащил в грузовик. — Не будешь шуметь, и я ничего тебе не сделаю, — пообещал он, схватив своей ручищей ее за шею. И знаете, что она сделала? Выплюнула Трэвису в лицо непроглоченную сперму, и устроила не просто шум, она закатила адский переполох. Широко разинула свою «варежку» и издала такой пронзительный крик, что Трэвис испугался, что у него треснет лобовое стекло. Поэтому он сжал ей горло, и переполох прекратился. Однако, где-то с минуту она продолжала оказывать яростное сопротивление. Билась и лягалась, как попавшая в силки выхухоль. Даже зарядила ногой Трэвису между ног, да так, что тот сам чуть не заорал от боли. Но он продолжал сдавливать ей горло, и в конечном счете ее «хлебальник» побагровел, как брюхо освежеванного опоссума, а «гляделки» угасли.