— Японский городовой, это лучшие башмаки во всей округе! Лучше и крепче башмаков ты нигде не найдешь, даже в городе!
Неддер Кинни расхохотался, с его черной бороды посыпались какие-то крошки.
— Это самое тупое дерьмо, которое я слышал за всю жизнь, ты, безногий башмачник. Он шлепнул на стол мятую «десятку».
— Плачу десять баксов, старый безногий хрен, хотя ты, старый дурень, и того не заслуживаешь. Не нравится? А что ты сделаешь?
Сказав это, Неддер Кинни громко расхохотался, вышел из дома, сел в свой пикап, и укатил.
Трэвису было невыносимо жалко смотреть на бедного старого Дедулю, сидящего в этой проклятой каталке, с волосатыми обрубками вместо ног. Трэвис представлял, в каком отчаянии находится сейчас его дед. Старый, слабый, не способный ни ходить, ни вставать. Люди «кидали» его, когда хотели, поскольку тот вонючий, гнилозубый увалень Неддер Кинни был прав в одном — Дедуля ничего не мог с этим поделать.
Но теперь, все, — сказал себе Трэвис. Кое-что я смогу с этим поделать…
— Так ты и есть тот страшный федерал, о котором говорил Спаз?
— Совершенно верно, — ответил Каммингс. — А ты, должно быть, Датч, страшный наркоторговец.
У Датча были длинные светлые волосы и вытянутое, с острыми чертами лицо. Худой. Жилистый. На предплечье татуировка в виде черепа. Каммингс сел в ветхое кресло. Спаз принес пива.
— Что предлагаешь?
— Я буду делать рейс в неделю по твоим точкам. — сказал Каммингс, потягивая прохладный «Джакс». — За штуку баксов в месяц.
Повисла гробовая тишина. Каммингс знал, что дал Датчу пищу для размышлений. Спаз стоял в углу нервно подрагивавшей тенью.
— Звучит заманчиво, — наконец нарушил тишину Датч. — И, по-моему, даже слишком. Мужик, ты же гребаный коп. Почему я должен тебе доверять?
— Потому что я самый надежный коррумпированный коп в городе. Думаешь, это «подстава»? Думаешь, на мне «жучок»? Обыщи. И спроси Спаза. Я полгода прикрывал его самогонные точки.
— Это правда, Датч. — У Спаза начался тик на лице, и он затянулся из трубки. Похоже, сегодня он сидел на амфетамине.
— Стью — честный мужик.
— Честный мужик, — передразнил его Датч. — Почему это коп хочет работать на парня вроде меня?
Каммингс разжал перед ним руки. Пришло время для саморекламы.
— Причина — банальней не бывает, Датч. Мне нужны деньги. У меня больная жена, и лучше ей не становится. Каждую неделю ей нужны медикаменты, которые стоят целое состояние, а «бабок», которые мне платят федералы, даже на фастфуд не хватает.
Я горбачусь на «Эй-Ти-Эф» уже 10 лет, и не получил еще ни одного повышения, в то время как каждый в этом вонючем мире корчит из себя бандита. Теперь моя очередь корчить. Пошло все на хрен! Буду брать на лапу. Не хочешь со мной работать, хорошо. Уверен, что найду другого наркодилера, который будет рад иметь карманного копа.
Лицо Датча растянулось вширь. До него явно дошел смысл сказанного.
Рейс в неделю по моим точкам, и твоя цена — штука в месяц?
— Совершенно верно.
Стальные глаза Датча выровнялись с его.
— Сколько товара за рейс?
— Сколько сможешь загрузить в багажник моей федеральной машины, — ответил Каммингс.
Датч откинулся в кресле, с расслабленной грацией опустив бутылку пива. Потом, впервые за все время разговора, улыбнулся.
— Думаю, мы сработаемся, — произнес он.
— Трахай ее в башку, мальчик! — подначивал Дедуля. — Трахай!
И Трэвис наяривал, как заправский кавалерист, да так, что огромный рабочий стол из вишневого дерева грохотал под его напором. Никогда в жизни у Трэвиса не было такого «стояка» как сейчас, когда его причиндал скользил в башке Чесси Кинни, чья жирная туша громоздилась на столе. Трэвис увидел ее под вечер, собирающую ежевику. Она была здоровенной, словно беркширская свинья, в открытом платье мерзкого зеленого цвета. Огромные сиськи и пузо выпирали сквозь грубую ткань, неопрятные, каштанового цвета волосы висели веревками вокруг круглого лица. Трэвис предложил подвезти ее до дома на своем пикапе. А потом, когда она залезла в кабину, двинул ей как следует своим латунным кастетом. Просто ему было очень больно видеть Дедулю в таком подавленном состоянии, после того, как тот грязный пьянчуга Неддер Кинни «наколол» его, заплатив жалкую «десятку» за пару отличных башмаков. Но как говорится в Библии, глаз за глаз, или что-то воде того. Поэтому Трэвис решил, что вполне справедливо будет поймать жирную женушку Неддера и устроить «головач».
Он притащил ее домой и, пыхтя и сопя, водрузил пузом кверху на стол. Все-таки весила она больше, чем ручная тележка сырого цемента. Дедуля, увидев, что сделал Трэвис, лишь завопил от радости, вскинув вверх тощие руки.
— Разве не самого лучшего внука даровал мне Господь? — воскликнул он.
— Ну вот, Дедуль. Я решил, что это будет равноценной платой за то, что Неддер Кинни «кинул» тебя с башмаками. — сказал Трэвис. — Он поступил неправильно, так что мы должны отплатить ему должным образом. Когда Трэвис взялся проделывать отверстие для своего «петушка», в голове у него возник вопрос.
— Дедуль, позволь кое-что спросить. А не проще было бы, не мудохаться с электродрелью, а просто пробить башку молотком?
— Не, мальчик. И я скажу, почему, — ответил Дедуля тоном всезнающего мудреца. — Молотком не получится сделать ровную дырку, а это очень важно. Помнишь Сисала Коннера, того толстого голодранца, жившего в сарае у запруды Уоттера? Много лет он валил свиней для мясной компании «Уильямз Мит Компани», пока они не закрылись из соображений экономии. Так вот, Сисал был экспертом по пробиванию черепов, он занимался этим восемь часов в день. А свиней валил он — будь здоров. Когда «Уильямз» уволили его усталую задницу, ему пришлось дробить пшеницу за госсубсидию. Помню, однажды один из сыновей Кролла насыпал сахара в бензобак его новенькой молотилки «Джон Дир», поэтому спустя неделю Сисал поймал одного из пацанят Кролла и пригласил меня и твоего папочку на «головач». Он настоял на плотничьем молотке, потому как отлично управлялся им еще со своих «свинобойных» времен. Шмякнул мальчонку чуть сильнее, чем требовалось. Вытащил из дырки обломки, какие смог, и сунул свой «петушок». Ну и посадил себе занозу — осколок кости воткнулся прямо в головку. Помню, бегал потом, орал. Кровища из писюна хлещет, как будто красной мочой ссыт. Вот почему никогда нельзя использовать молоток, мальчик. Всегда пользуйся кольцевой пилой, не будет осколков, и никогда не засадишь в член занозу.
Ух, ты. А правы люди. Старики знают, о чем говорят. Чего Трэвису меньше всего нужно, так это засадить себе в член осколок кости. Не, ему это вовсе не нужно!
Поэтому Трэвис, не забыв процедуру, прикрутил круговую пилу к электродрели и принялся вскрывать голову Чесси Кинни. Во влажных, стариковских глазах Дедули заблестели слезы радости. Шуму было много, но, чтобы вскрыть черепушку, времени потребовалось не больше, чем чтобы высморкать соплю из носа. Затем Трэвис тут же воткнул в отверстие нож и сделал глубокий разрез для своего «петушка». В тот же момент, несмотря на то, что Чесси была все еще без сознания, она дернула своими толстыми, волосатыми ногами и затихла. Она была мертва. Мертвей не бывает.
Кровь лилась у нее из башки, словно вода из охладителя на самогонном аппарате. Но как только кровотечение прекратилось, Трэвис тут же сунул в отверстие свой торчащий причиндал и с удовольствием принялся трахать еще теплый мозг. Глаза Трэвис закрыл, потому что не хотел смотреть на тело Чесси. Зрелище было то еще — под обтягивающим платьем колыхались складки жира, с противоположного края стола свисали огромные грязные ноги. Густые пучки волос подмышками напомнили Трэвису металлическую мочалку, которой ему приходилось чистить кастрюли во время дежурства в тюремной столовой. Одна из сисек вывалилась наружу — большая, как голова ребенка — и перекатывалась туда-сюда словно мешок с куриным жиром. Из соска торчало несколько мерзких черных волос, как будто кто-то воткнул в него рыболовные крючки. Неее. Трэвису не нужно на такое смотреть, если он не хочет, чтобы у него «упал» прямо в башке.