Вернувшись на пляж, я решил слегка побахвалиться перед этой чудесной девчонкой:
— Мы все время охотимся на диких кабанов. Обычно у нас получается гораздо лучше, но этот кабан был слишком большим.
— Я видела. — Она села на песке, обхватив руками коричневые колени. — Тем не менее должна тебе сказать, что я не одобряю убийство беззащитных диких животных.
— Беззащитных? — повторил я. — Да он мог перекусить нас пополам!
Остаток дня мы провели, болтая с Джорджией. Она рассказала, что приехала из Сан-Франциско, города в штате Калифорния. Ее родители разрешили ей пропустить занятия в школе, но мама занималась с ней разными предметами.
— Рамбута тоже занимается с нами, — сказал я. — Он дает нам уроки с шести до одиннадцати утра. Весь остальной день мы свободны.
— С шести утра? Это очень рано.
— Не в тропическом лесу. Ты-то спишь на яхте. Все, что ты слышишь, — это шум волн, набегающих на риф. И он всегда слышен, и всегда одинаково. А мы слышим и шум птиц, и цикад, и животных. Некоторые насекомые шумят, как циркулярные пилы, — ужасно громко. Они все просыпаются с восходом и хотят увериться, что мы тоже проснулись.
Мы оба прекрасно с ней поладили и боролись за ее внимание, пока не начался этот разговор о тропическом лесе.
— Мой бойфренд Брэдли ходил в поход в тропические леса Таиланда, — сказала она. — А еще Брэд ходил в походы по Амазонке.
Мы с Хассом отвернулись, я посмотрел на море, а он — в джунгли. У нее был бойфренд. У этого ангела моря был бойфренд по имени Брэд.
— Брэдли — это больше похоже на фамилию, — сказал я. — А вовсе не на имя.
— Ну а его так зовут, — отрезала она, уловив насмешку в моем голосе. — Мне нравится это имя.
— Ну и отлично. Хасс, нам пора возвращаться. Пока, Джорджия! Приходи сюда проветриться, когда тебе захочется!
— Я приду, — сказала она.
Не ответив, я побежал по пляжу. Хасс последовал за мной. Его ассегай по-прежнему был с ним, а я бросил свой где-то по пути к храму. Еще было достаточно светло, чтобы попытаться отыскать его, хотя солнце в этих местах садилось ровно в шесть часов. Сумерек не было вообще, только быстрый закат. Вот еще только вокруг был дневной свет — и сразу падает темная пелена.
Когда мы добежали до храма, стало по-настоящему темно. К счастью, светила луна. Мы нашли дорогу сквозь просеку. Я заметил блеск моего ассегая в лунных лучах, которые пробивались через плотный полог листвы над головами. В том, что мы находились в заброшенном храме посреди ночи, было что-то зловещее. Хасс еще усилил это чувство, прошептав:
— Здесь даже в воздухе чувствуется запах зла.
— Заткнись! — нервно отрезал я, поднимая с земли ассегай. — У тебя что, нервы шалят?
— Ты имеешь в виду совсем другое.
— Ну, что бы я ни имел в виду, я не… — Я остановился на середине фразы и уставился на храм.
Его не было.
По крайней мере крыши.
Мы оба осторожно двинулись вперед. И в самом деле, крыша в конце концов обрушилась. Одна из колонн рухнула. При более детальном осмотре мы заметили ногу, торчавшую из-под огромного камня. На ее конце было копыто. Этого бородатого кабана просто расплющило. Должно быть, он вернулся обратно попастись и налетел на колонну. Теперь от него осталась только мокрое место под неимоверной тяжестью каменной крыши.
— Не вытащить ли нам ногу? — тихо спросил Хассан. — Или просто оставим все как есть?
— Бесполезно. Этому старому кабану было суждено умереть сегодня.
Мы оставили его там, где он лежал. Пусть муравьи объедают его плоть. Я почувствовал неприятное головокружение, когда подумал о том, что это моя нога запросто могла торчать из-под каменного свода. Я представил, как Хассан приносит мою сандалию папе и говорит, что это все, что осталось от Макса Сандерса. Позже мне даже приснился сон, что папа пытается собрать меня обратно, как головоломку, в сарае для вяления рыбы и начинает как раз с сандалии. «Нам нужно больше деталей, — говорит он Рамбуте. — Нам нужна другая нога». Когда Рамбута сказал, что другую ногу расплющило, как камбалу, папа впал в ярость: «Ну так надуй ее обратно! Надуй! Я что, должен сам делать абсолютно все?»