После завтрака замечаем, что продуктов осталось очень мало, на обеденную чаевку и чуть-чуть на ужин, но рюкзаки не полегчали, потому что набралось достаточно образцов.
Маршрут удлинен, и мы не придем на подбазу, у каюра на этот счет составлены инструкции.
— Будем ночевать вот здесь. — И Слава помечает на карте, а нам дает аэрофотоснимки этого района. На карте маленький крестик. — Тут какое-то захоронение. Встретимся у креста.
— Пока!
— Пока!
И мы расходимся.
Жора проверяет револьвер и вносит деловое предложение.
В конце маршрута необходимо зайти за рамку, то есть выйти за пределы карты, в чужой район, чтобы сделать правильную геологическую стыковку района и соседнего, где сейчас никого нет, но там работала в прошлом году другая экспедиция. И, чтобы не терять времени, он отдает мне свой рюкзак, я ему свой прибор, а с двумя рюкзаками я иду по долине до тех пор, пока не найду эту могилу. Там надо мне разжечь костер, потому что скоро наступит ночь и костры будут ориентирами и для Жоры, и для Славы с Сережей.
Со мной бежит Бич, так что мне не скучно.
— Идти немного, километров пять, но когда прихожу, уже звезды заселили небо.
…Высокая надпойменная терраса, широкий шумливый ручей, на террасе тундра кочковатая, и единственное сухое место — это захоронение. Крест русский, могила древняя. Сверху она разрыта, видны доски. Наверное, тут поработали песцы или медведь.
На хорошем расстоянии друг от друга разжигаю три сигнальных костра, потом спускаюсь к реке и на галечной косе сооружаю громадный, метров пять в длину, костер, чтобы прогреть гальку. Когда придут ребята, мы разбросаем угли, на место кострища натаскаем веток, поставим палатку и нам не будет страшен никакой холод, теплая галька будет греть нас, и увидим мы одинаковые сны о том, что лежим на полатях, на деревенской печке, а бабушка гремит ухватами, сочиняя нам топленое молоко.
Я сижу на могиле, это самое сухое место, сижу, опершись спиной на крест, от бликов костров мечутся тени, могила дореволюционная, и я знаю, что здесь должны быть привидения.
Тишина и одиночество. Бич лежит у костра и вздрагивает. Он не хочет идти ко мне, а я к нему.
Часто падают звезды, и мне надоедает загадывать желания.
Я сижу, боясь пошевелиться.
Чу… Что-то скребется. Наверное, мышь-полевка. Нет, вот раздвигаются доски, что-то белеет в могиле, и вдруг медленно вырастает привидение; Привидение садится на край могилы, подоткнув под себя белый саван. Я сжимаюсь и стараюсь вдавиться в крест, чтобы меня не было видно. Привидение смотрит на меня и молчит. У меня зуб на зуб не попадает. Мы молчим. И смотрим друг на друга.
Тогда оно пересаживается ко мне ближе. Я вижу пронзительные глазницы и белые зубы черепа.
— Ну, как у вас с планом? — спросило привидение.
— Выполняем… — тихо доложил я.
— А как работа, не пыльная?
— В нашей стране труд младшего техника-геолога окружен всеобщим почетом и уважением, — доложил я.
— Молодец… А как полевые, платят?
— Платят… Еще как!
Привидение задумалось.
— Ну, а с кормежкой ничего?
— Нормально… три раза в день, как в санатории.
— Гм… а я вот, видишь, совсем отощал…
Привидение вздохнуло, проскрипело скелетом и протянуло мне руку. Я обрадовался, что теперь с ним «на ты и за руку».
— Ну, бывай! — сказало привидение и похлопало меня по плечу. Я открыл глаза.
— Ну и ну! — смеялся Жора. — Заснуть на могиле! Что снилось хоть?
— Привидения… я с ними «на ты и за руку».
— Идем чай пить, мы тебя не будили, уж больно хорошо спал.
…Потом мы раскидали угли, натаскали на гальку веток и поставили палатку. В палатке жарко. Снимаем обувь, затем куртки, затем свитера. Все равно жарко.
От прелых веток в палатке аромат. Пахнет ветками, рекой, ветром. Пахнет тишиной ночи и землей. Кажется, будто в изголовье у нас земной шар.
Солнце просыпается раньше всех, и мы вылезаем из палатки, когда уже согрета земля. Редкий денек — мошкара и комарье еще не вышли на работу, и мы нежимся в лучах утреннего солнца, загораем.
На завтрак — пустой чай и немного сахара, вот и все. Но мы знаем, что в конце дня наш маршрут и дороги каюра Володи должны пересечься, и тогда у нас будет все.
Мы забываем, что последние два дня работали очертенело, вдохновенно, до одури, прошли много, а вода — она и ночью вода, и после чая аппетит разыгрывается зверский.