Однажды потребовала ключи и спустилась в подвал. Было неловко, когда убедилась, насколько вздорны все эти россказни. В подвале валялась разная рухлядь — рассохшиеся бочки, лопаты, конская сбруя. В середине его была глухая кирпичная стена.
Да, много всякой чепухи болтают досужие языки в нашей глухомани!
Но даже и в сплетнях здешних мужа моего не обвиняли в трусости. А ведь глубоко сокрытый этот порок когда-нибудь станет для людей явным. Признаюсь, нервозность его передается и мне. Если из окна увижу — спешит во дворец Евтейша, сразу екнет у меня сердце. Думаю, несет мне какую-то тяжелую весть.
А дело в том, что генерал отпускает Евтейшу от своей персоны очень редко. И коли послан Евтейша, значит, что-то случилось, значит, доверено ему нечто чрезвычайное. Обычно же Евтейша всегда должен находиться под дверью помещения, где пребывает его хозяин. Как собака. Правда, в отличие от собаки никогда голосу не подает. Движется Евтейша неслышно, хотя плечами широк и телом плотен.
Молчалив же он редкостно. Говорит одно слово на неделю и то чаще всего — междометие. Барину своему, точно, предан по-собачьи.
Однако я все именую Евтейшу собакою, а Николай Артемьевич шутя прозывает его волком и, разумея моего медвежонка, говорит: «У тебя — свой зверь, у меня — свой». Глаза у Евтейши, верно, подчас вспыхивают волчьими огоньками. Впрочем, Евтейша никаких вестей пока не приносил. Тревожные вести привез возвратившийся из столицы инженерный капитан. Правительственные лица обеспокоены неизжитой в Петербурге и Москве крамолой. В Москве крамольники собираются в салоне княгини Зинаиды Волконской — жены брата государственного преступника Сергея Григорьевича. Княгиня Зинаида Александровна — дочь дипломата и писателя, сама сочинительница и поэтесса. К ней наезжают Пушкин и Жуковский, князь Петр Вяземский и Адам Мицкевич. Она позволяет себе с презрением отзываться о сподвижниках царя и с открытым сочувствием — о государственных преступниках.
Инженер сообщил, что царь грозился загасить все до единого очаги крамолы.
— Вот, дорогая моя, — сказал мне муж, — поразмысли, что произойдет, ежели в такой момент преподнесут ему твое посланьице и Натальи Фонвизиной ответ.
День вчерашний был полон треволнений. Прибыл курьер из Петербурга в звании бергмейстера. Нагрянул как снег на голову. Правда, говорят, сейчас это в обычае. Государь-император самолично изволит чинить ревизии в различных департаментах. Стройный, быстрый, с выпяченной грудью, с талией в рюмочку, он возникает нежданно, делает осмотр ящиков и шкафов, строгий опрос чиновников. После этого иных постигают сердечные удары. По августейшему примеру и другие ревизии вершатся. Впрочем, Николая Артемьевича не проверки страшат. Дела у него устроены не в раскид, всегда приведены в строжайший порядок.
Страшит его, да и меня мучает, иное — не связан ли приезд господина бергмейстера с моей перепиской, не усмотрено ли в этом сочувствие врагам государя-императора? Так или иначе, с Евтейшей мне была отправлена эстафета, чтобы я могла принять петербургского гостя. Я, конечно, понимаю — человек столичный, придворный чин имеет, пуре да фрикандо его не удивишь. А если удивишь, так чем местным, колерным.
Отец еще мне рассказывал, что светлейший князь Потемкин с Тавриды за тысячи верст курьеров слал за обыденной брусникой. И нам разумнее держаться своего сибирского пошиба.
К обычному обеденному столу мы с кухаркой, поваром да еще случившейся тут Авророй — моей подругой, дочерью асессора — на скорую руку добавили севрюги, стерляди обской заливной, икры разного разбора, грибов соленых да маринованных, утятины копченой да пельменей.
На десерт поставили блюдо земляники и кисель облепиховый. К чаю подали майского душистого меду.
К этому нежданно добавился мой медведь, коий по недосмотру изволил важно выйти из своей опочивальни и с любознательностью уставился на его высокоблагородие.
Бергмейстер, как истый солдат, робости не выказал, а, напротив, устремился к зверю, желая его потрепать по загривку. Мишка зарычал и оскалил клыки, но я оттащила его за медный ошейник.
Чтобы задобрить зверя, предложила гостю попотчевать его конфетой. Бергмейстер взял из вазы конфету и бросил медвежонку. Мишка конфету развернул и, отбросив бумажку, съел, за сим важно удалился.
Но опишу все по очередности.
Гость и хозяин появились часам к шести, и, хотя генерал был и насторожен, все шло гладко. Мною бергмейстер очаровался или, как светский человек, показал таковой вид. Комплименты и бесчисленные тосты в мою честь так и сыпались.