Повинуясь, я подняла одну руку. Ладно, ладно, я молчу.
Я опустила руку и вытянула ее раскрытой ладонью вперед, жестом повторяя вопрос. Манденауэр пошевелил длинным костлявым пальцем туда-сюда. На этом месте след раздваивался.
Он наклонился, и я повторила за ним. Когда он посветил направо, цепочка капель крови заблестела на земле и листьях. Манденауэр пару раз втянул в себя воздух, затем посветил налево. Посредине этого следа красовалась большая куча свежего дерьма.
Гм. Видимо, таким способом волк хотел сказать: «Ха-ха-ха!».
Рука Манденауэра сжалась на винтовке. Он покосился на меня, и я впервые увидела в его глазах истинные эмоции. Он был в ярости. Ткнул пальцем в себя, затем указал на след слева. Ткнул в меня и махнул рукой вправо. Я нахмурилась и покачала головой.
Разделиться? Это очень, очень плохая идея.
Он поднял два пальца и снова указал на уходящие в обе стороны следы. «Их двое, и нас двое».
Поднял ружье. «Мы вооружены».
Верно. И почему меня это не впечатляет?
В конце концов, я пошла направо, а Манденауэр налево. Из жестов — каждый раз, когда я пыталась шептать, старик делал жуткое движение, словно рассекал себе горло, — я поняла, что через час мы должны встретиться в доме. Если один из нас наткнется на волка, то пристрелит его. А другой услышит звук выстрела и прибежит на подмогу.
Мне пришлось вставить в ружье серебряные пули. Да и какая разница? Серебро убивает не хуже свинца. А в этом случае, возможно, даже лучше.
Я воспользовалась небольшим карманным фонариком из бардачка, а Манденауэру отдала яркий полицейский фонарь. Пусть он и двигается как пятидесятилетний, ему все же восемьдесят, как и его глазам.
В результате я шла медленнее него, часто останавливаясь, чтобы убедиться, что все еще иду по кровавому следу. Вскоре Манденауэр исчез и из поля зрения, и из диапазона слышимости. Я осталась совсем одна, и впервые в жизни мне это совсем не понравилось.
Прежде я бродила по этим лесам в любое время дня и ночи и никогда не чувствовала себя не в своей тарелке и как на ладони у кого-то, следящего за мной. А сегодня все эти ощущения навалились на меня одновременно с…
За спиной треснула ветка. Я развернулась на месте. Ничего. Ну, то есть ничего из того, что я могла бы разглядеть.
— Никто тебя не преследует. — Я надеялась, что звук собственного голоса успокоит меня. Но слова прозвучали громче выстрела, и сердце только забилось быстрее. Раз уж я начала разговаривать сама с собой, неужели недолго осталось до полного безумия? Что, дальше я поверю в рассказы Кадотта об оборотнях?
«Хрусь».
Я внимательнее вгляделась в лес. Между двух деревьев по земле стелилась тень, больше похожая на человеческую, нежели на волчью. Я покачала головой. Закрыла глаза, снова их открыла. Ничего.
Я позволила воображению разгуляться, и теперь, кроме самой себя, мне некого винить в том, что я слишком отвлеклась на волшебные сказки и не заметила, как ко мне подкрадывается огромный хищный настоящий волк. Я покрепче стиснула в руках ружье и двинулась по тропинке дальше.
Но изгнать из головы мысли о Кадотте было не так-то просто. Он не желал покидать мой разум, хотя я и пыталась вытолкнуть его оттуда. Когда мы снова увидимся? И чего мне ждать от этой встречи?
Про себя я фыркнула. Я знала ответы на оба эти вопроса: мы окажемся в постели, и скорее рано, чем поздно. Сто процентов.
Краем глаза я снова уловила тень. Посветила фонариком в кусты и увидела спасающегося от яркого луча опоссума.
Поднялся ветерок, всколыхнув листву. Неудивительно, что я вижу тени. Лес полнится ими.
А затем я почуяла этот запах, ставший за последние дни таким знакомым. Листья, дождь, первобытность.
— Уилл?
Мой голос разнесся в ночи. Где-то дальше по тропинке мне ответил волчий вой. Волоски на затылке встали дыбом, и я поежилась, пусть температура и была около восемнадцати градусов выше нуля.
Первому волку ответил второй — слева, оттуда, где сейчас должен был находиться Манденауэр.
Не знаю, почему я пустилась бежать. Помню только, что когда печальную серенаду оборвал выстрел, я споткнулась и рухнула на колени. Хвала Господу за предохранители на огнестрельном оружии. При ином раскладе я могла бы продырявить себе голову. А так я всего лишь стукнулась коленом о камень и, яростно ругаясь, скорчилась на тропинке.
Если бы за мной и вправду шел волк, этот момент был бы идеальным, чтобы меня прикончить. Но я лежала там, пока боль не утихла настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Затем я встала и пошла в ту сторону, откуда донесся звук выстрела.