Развернувшись, я увидела, что пистолет у Кадотта и он успел достать из моей машины ружье. Уилл выглядел немного глупо, держа два ствола абсолютно голым.
Хотя не совсем — на шее у него висел тотем. Думаю, он не собирался отрицать факт его кражи.
— Тебе лучше пойти домой, Джесси.
— Ха, а я так не считаю.
— Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
— Слишком поздно.
Он нахмурился:
— О чем это ты?
— Мне известно о церемонии и о том, что тебе надо превратиться в волчьего бога.
— Мне? Я не собираюсь ни в кого превращаться.
— Тогда вот это зачем? — Я указала на тотем.
— Хочу все остановить.
— Каким образом?
— Я нашел описание ритуала, — сказал Кадотт, сильнее сжимая оружие в руках и глядя куда-то мне за спину. Было видно, что он взволнован. — Это слишком сложно, чтобы сейчас объяснять. Мне нужно закончить все до восхода голубой луны.
— И как я узнаю, что ты не оживляешь волчьего бога?
— Никак, — вздохнул он. — Тебе просто придется мне довериться.
— Не думаю, что смогу.
Он мгновенно опечалился, и на секунду я почувствовала укол совести. Потом перевела взгляд на тотем и вспомнила одно из любимых высказываний Зи, в котором не было ни одного ругательства: «Надуешь меня раз — позор тебе; надуешь два — позор мне».
— Позор мне, — пробормотала я.
— Саркастична до самого конца. Моя девочка.
— Я не твоя девочка.
Он сжал губы и прищурился. Мне удалось вывести его из себя, а это обычно непросто.
— У меня нет времени на споры. Ты будешь хорошей девочкой, или мне надо связать тебя и заткнуть тебе рот?
Никогда в жизни не позволила бы ему такое со мной сделать, даже ради развлечения.
— Буду паинькой.
Кадотт фыркнул и, огибая меня по дуге, направился к кругу из камней в дальнем конце поляны. Так как мое оружие было у него, я ни черта не могла предпринять — пока что. Кроме того, по словам Клайда, для совершения ритуала Кадотту необходима моя кровь. И когда он придет за ней, я буду готова.
Я присела на ступеньки крыльца. Кадотт разжег костер в центре круга, потом посыпал сверху чем-то вроде грязи, но после этого пламя сначала стало зеленым, потом фиолетовым, а потом кроваво-красным. Ни одна известная мне грязь не способна на такое.
Я не сводила глаз с огня и Кадотта. Отблески пламени плясали на его коже. Мышцы напрягались и расслаблялись — на животе, бедрах, руках. Он был настолько красив, что вызывал у меня томление.
Кадотт начал монотонно напевать на языке оджибве. Слова затихали и снова нарастали — прекрасная песня, слов которой я не понимала. Он танцевал вокруг каменного круга, пока огонь разгорался все ярче и жарче.
Эта странная ситуация — обнаженный мужчина, танцующий в лесу — грубо вернула меня к реальности. Я начала нервничать. Глянула на восток, но небо на горизонте по-прежнему оставалось розовым. Не было даже намека на серебристый свет луны.
Мое внимание привлек шорох в кустах справа. Бросив взгляд в ту сторону, я увидела волка.
— Уилл!
Он замер, проследив за моим взглядом, и выругался. Вокруг нас появлялось все больше волков, выскальзывавших из-под кустов — по периметру поляны расположились по крайней мере пятьдесят животных.
Внезапно Уилл оказался возле меня, подталкивая к двери. Умная мысль, тем более что волки начали приближаться: на негнущихся лапах, со вздыбленной шерстью на загривках, злобно рыча.
— Что им нужно?
— А ты как думаешь? — Он постучал по тотему, по-прежнему висевшему у него на шее.
Спотыкаясь друг о друга, мы ввалились в домик. Уилл захлопнул дверь как раз в ту секунду, когда в нее с глухим стуком врезалось тяжелое тело.
Я глянула на окно, и Кадотт тут же бросился захлопывать деревянные ставни и закрывать задвижки.
— Помоги мне! — закричал он, перебегая от окна к окну.
Ему не нужно было повторять дважды. Остатки солнечного света пропали, когда мы полностью закрыли окна.
Раньше эти двойные ставни меня удивляли, а теперь я благодарила за них Бога. Если бы в домике Кадотта были только наружные ставни, защищавшие от непогоды, мы бы уже были мертвы или пускали пену изо рта.
Окна дрожали от натиска волков, пытавшихся попасть внутрь, дерево прогибалось, но выдерживало.
— Черт! — пробормотал Кадотт.
Я глянула на него и обнаружила, что снова отвлеклась на эту идеально гладкую кожу и игравшие под ней мускулы.
— Ты можешь что-нибудь на себя набросить? — повернувшись к нему спиной, спросила я.
— Что? А, конечно.