Виктор оглянулся: Женя стояла посреди дороги в отдалении и грустно смотрела на него.
Виктор сидел в кабинете второго секретаря и читал письма, пришедшие в горком. Писем приходило много, и были они в общем-то одинаковые. Люди хотели работать в Ярске и спрашивали, что для этого нужно сделать. Виктор внимательно прочитывал одни письма, другие только пробегал глазами. Он знал, что ответит на все.
Писали учителя, солдаты (от них всегда было особенно много писем), машинистка, узбекский юноша, который хотел быть шофером, чтобы прокормить больную мать. Многие спрашивали, какие взять с собою вещи.
Виктор вспомнил об одной семейной паре: для утешения родных они написали домой, что получили отдельную комнату. Сразу же на их адрес поступили шкаф и диван, которые и до сих пор стоят в коридоре общежития.
Одна энергичная девушка писала: «Ждите телеграмму о выезде». Еще одна девушка по пунктам перечисляла вопросы: 1. Положение дел в Ярске. 2. Крыша над головой. 3. Снабжение. 4. Климатические условия. 5. Культурные очаги. Так и писала молодая учительница из города Корсакова: «Культурные очаги».
Семья ленинградских инженеров интересовалась земельными участками, а студенты из Севастополя хотели узнать, когда в Ярск приходит настоящая весна и когда выпадает первый снег: для них это очень важно, они южане...
Виктор глянул в окно. Когда тут выпадает этот самый снег? Он бы скорее спросил, когда же он перестает идти. Надоел снег, надоела распутица, в коридоре около их каморки люди, проходя, громко топочут ногами, сбивая грязь, а Матрена на всех лается и гонит мокрой тряпкой. Женя мерзнет по утрам, пьет всегда стоя кипяток, потому что опаздывает на работу, а руки у нее от холода синие. Позавчера, что ли, к ним зашли дружинники, проверявшие порядок в общежитии, увидели Женю и потребовали, чтобы женщин ночью тут не было. Виктор выпер их за дверь: «Что же, я с собственной женой не могу находиться вместе?»
Виктор выглянул из своей комнаты, спросил секретаршу:
— Чуркин у себя?
Она кивнула. Чуркин был один, что случалось крайне редко. Увидев Виктора, он воскликнул:
— Ага! Сам пришел. А тут тебе писем подвалило. Ты, кстати, никогда не слышал такого имени: Азурита? И не услышишь. Родители так назвали дочь в честь редкого минерала. А дочка действительно редкий экземпляр, вот пишет, что работает в заводской столовой, но ей надоело, потому что всю жизнь она мечтала о красивой жизни...
Чуркин улыбался, зубы его блестели.
— Вот напиши ей, что не по адресу обратилась. Пусть получше обслуживает рабочих, тогда у нее будет все красиво.
Виктор взял протянутое письмо, но сказал:
— Надоело мне это.
Чуркин не удивился, сказал только:
— Мне тоже письма надоели, но ведь за ними люди. Нужно им отвечать.
— Не письма,— сказал Виктор. — Мне здесь работать надоело.
Наверное, Чуркин понимал, о чем говорит Виктор, но он ответил так:
— Ладно, пошлем по объектам. Мы давненько не выезжали на строительство железной дороги. Тебе полезно будет проветрить мозги.
— Я говорю, мне осточертела вся эта работа,— громко сказал Виктор, делая ударение на слове «вся».— Надоело мне это. Я строить могу, мне перед женой стыдно, она вкалывает, а я лясы точу...
Чуркин, улыбаясь, глядел на него. Он знал, что Виктор это скажет, и теперь произнес:
— Не заводись, не заводись...
— Я же мужчина, в конце концов я сумею строить не хуже других. Приехать в Ярск только затем, чтобы возиться с бумажками и заниматься трепотней...
Чуркин встал, подошел к двери и выглянул: девушка-секретарша сидела за своим столиком и ела конфету с хлебом. Он закрыл дверь поплотней, и, когда повернулся, от его приветливости, от обычной его улыбки на лице не осталось и следа.
— Уйди отсюда,— сказал он коротко.
— Как? — спросил Виктор, бледнея. Так с ним еще Чуркин не разговаривал.
— Оставь меня, понятно? — сказал Чуркин и оглянулся на дверь. Виктор продолжал стоять посреди кабинета. Он покраснел и молчал.
Чуркин несколько раз прошел по кабинету и сел.
— Совесть надо иметь, чтобы так говорить о нашей работе,— сказал он негромко.— Вот я сейчас занимаюсь уборными. Да, да, не морщься. Приходят люди и говорят: не хватает уборных, за домами кучи выросли. Техотдел ломает себе голову, потому что ошиблись в расчетах. А они говорят: «Не ошиблись, просто люди ленятся чистить толчки на морозе». И я звоню, хожу, проверяю, сам чуть не в дерьме, вот какая у нас работа...