Ветром от взрыва бросило на ковш, под которым она сидела, песок и мелкий щебень. Потом застучали градом камни, несколько ударов было особенно сильных.
Она дважды сильно вздохнула. Когда прозвучал контрольный выстрел, она встала, собрала яблоки и пошла домой.
Ее никто не видел.
Она не могла спокойно сидеть на месте, медленно говорить, жить, как жила до сих пор. Все в ней сейчас было ускорено, она чувствовала остро каждое мгновение, и оттого тишина вокруг удивляла ее. Виктор поцеловал ее в глаза, которые сохраняли какую-то неизвестную ему опасность и напугали бы его, если бы не общая ее счастливая взбудораженность.
На другой день они собирались зайти к Саркисову, но так и не зашли. Виновата в этом была областная газета, которая напечатала статью Виктора о ЛЭПе. Статья была небольшая, в два неполных столбца, называлась она: «Человек — существо небесное». Далее шло: «Не домашнее, не земное, а именно небесное, он для чистых и красивых дел создан».
Виктор уже не помнил, кто написал эту вторую фразу, он или сама корреспондентка за него дописала. Но в принципе все было верно, он прочел статью от начала до конца, как новую, потому что уже забыл ее. В ней рассказывалось об Олеге, о Карпыче, о славных делах лэповцев. Упоминался погибший Витька, говорилось кое о каких недостатках. Подписано было: «Инструктор горкома комсомола В. Смирнов».
В тот вечер они купили бутылку шампанского. Совсем не из-за статьи, хотя статья была приятной неожиданностью и их взволновала. Им вообще захотелось вдвоем отпраздновать и речку Ангару, и то, что они вдвоем, и то, что им хорошо.
Так бывает, что нужно посидеть вдвоем и выпить. Женя по этому поводу купила шоколадку «Басни Крылова», а пока Виктора не было, написала на обертке стишки: «Я «Басни Крылова» тебе подарю, медведь примостился на самом краю, с тобою и с ними начнем веселиться, и нас не надует рыжая лисица...» Женька отстаивала свое право писать «рыжая». Дальше шло совсем веселое и смешное, предлагалось все выпить, съесть, а стихотворение сжечь.
Так они и сделали.
Им было хорошо.
В Ярске статью встретили по-разному. Но недоброжелательно к ней отнеслось лишь кое-какое начальство: в ней увидели скрытый намек на недавнюю аварию. Должно быть, упоминание о смерти лэповского Витьки было не ко времени.
Из постройкома позвонили Чуркину, стали расспрашивать о Смирнове, под конец сказали: «Его статья — это наше с вами упущение. Попросите его зайти в понедельник, если он сможет».
Чуркин нисколько не был удивлен таким оборотом событий, он передал Виктору, его голос звучал насмешливо:
— Нужно сходить, раз просят, там Лялин хочет с тобой познакомиться. Ну, может, что внушать будет, не без того.
Он скалил золотые зубы, но больше ничего не говорил. Хоть бы успокоил, посоветовал что-нибудь, а то, наоборот, смеется. Должно быть, Чуркин просто считает всю эту возню в порядке вещей, может, он сам прошел через такое.
А как себя вести,— тут думать надо самому.
Женя заметила его смутное состояние, она сказала:
— Но ведь ты написал правду, Вить?
— Да,— отвечал он.
— Чего же ты боишься?
— Ничего я не боюсь.
— Ты зайчишка,— сказала Женя,— набедокурил, а теперь хвостик трясется.
Он хотел бы разозлиться, но она говорила уже серьезно:
— Не беспокойся ни о чем. Может, кому-то что-то невыгодно, но ведь ты прав и должен быть горд этим.
Для него было важнее всего, что думает обо всем этом Женя, и он был ей благодарен. «Женя меня понимает, а это самое главное».
В понедельник он пошел в постройком.
По пути он забежал к Саркисовым извиниться, что они не смогли прийти. Встретила его Кармен Борисовна.
— Проходите, проходите, Витя,— сказала она с порога.
И пошла по комнатам, задвигая стулья, поправляя скатерть. Наверное, она только что встала.
В доме Саркисова было много мебели, и Кармен Борисовна всегда кричала: «Задвигайте стулья! Боже мой, ну задвигайте их под стол, от них житья нет!»
— Я вам звонила,— сказала она, приглаживая пышные седые волосы.— Я вам звонила, но что-то у нас с телефоном. Ой, он отключен,— спохватилась она.— Это Баграт Захарович... Видите ли, у меня опять разболелось сердце, вызывали врача. Только под утро уснула. Нет, нет, ничего, раз встала — больше не лягу, да и по хозяйству много дел. Ох, ребятишки, тяжеловато, когда этот мотор барахлит.— Она прикоснулась рукой к груди и пошла по комнатам энергично, вовсе не походкой больной женщины, все убирая на место какие-то вещи.