Жуховец закашлялся, вынул платок, но в зале сидели тихо.
— Говорят: пусть бегут, это слабые, да? А я вот за слабых... Товарищ Шварц гордится, что он начинал строить в палатках, а нам, мол, подавай дворцы. Не знаю, я дворцов не видел, а наши ярские девчонки ходят в холодные уборные и оттого все болеют...
— Регламент! — закричали из первого ряда.— Регламент!
— Пускай говорит! — крикнули сзади.
— Затянем конференцию, товарищи!
— Согласны затянуть! Раз в год!..
— Да я кончил,— сказал Жуховец.— Тут спрашивали про «Корчеватель», вот я и решил сказать несколько слов. Сократили нам «Корчеватель», будто бы как всякие листки и газетки. Но я... я только хотел сказать, что в лице «Корчевателя» мы потеряли пару добрых рук, одну из тех, которые строили Ярск.
Жуховец ушел. После него выступали другие, а потом Чуркин объявил перерыв.
Виктор медленно выходил со всеми из зала, оглядываясь и надеясь увидеть Женю. Он почему-то думал, что она здесь.
Он скользил взглядом по лицам ребят и девушек, не останавливаясь ни на одном и зная точно, что Женю он пропустить не может.
Он думал о стихах, взятых, наверное, из ее тетради. Что это за стихи? Чьи они?
Так он раздумывал, проходя в фойе между группами ребят, увидел издали Киру Львовну рядом с Усольцевым, но подходить к ним не стал. Откуда-то сбоку появился Чуркин, улыбаясь своей золотой, вовсе не неприятной улыбкой.
— Пришел? — спросил он, как-то особенно ухмыляясь.
— Как полагается,— ответил Виктор без всякого дружелюбия.— Хотел посмотреть.
Чуркин кивнул и снял несколько пылинок с темно-синего своего праздничного костюма.
— Тут на зуб не попадайся, тут народ острый,— сказал он.— В армии-то поспокойнее небось на таких конференциях.
— Да,— ответил Виктор. — Но там порядка больше.
— Конечно, больше,— подтвердил Чуркин.— Важно, что люди об этом говорят. За год накопилось, сейчас еще и не такое скажут. Потом Шварц им будет отвечать. И Лялин.
— Шварц — начальник стройки? — спросил Виктор.
Чуркин посмотрел на него, усмехнувшись.
— Поработаешь — узнаешь. Шварц — деловой человек, его все знают.
«Поработаешь тут»,— подумал Виктор, вспоминая, где он успел побывать за эти несколько дней, спрашивая работу.
Его посылали в УГЭ, в УСОС, в ЗУЗП, в УПП и еще в какие-то организации, названий которых он до конца не понимал.
Иногда обрадованно восклицали: «Работа? Конечно же, есть работа, сейчас поговорим и оформим!» И предлагали дальний леспромхоз или инструктором в ДОСААФ.
Горячо и серьезно убеждали, что лучшая молодежь идет к ним, а не в котлован, в котором сейчас и делать-то нечего, кроме как класть бетон. А что интересного класть бетон?
Виктор научился по интонации, обрадованной или просительной, заранее угадывать то, что ему предложат. Он отвечал: «Я подумаю».
Был он и у начальника управления ЛЭПом, и там тоже отказали. Сейчас Виктор вспомнил об этом.
— Жалко, что так с Петренко вышло,— сказал Виктор.
— Да? — спросил Чуркин, оглядываясь.— Тебе в буфете ничего не надо? Там яблоки привезли, колбасу.
Виктор покачал головой, но пошел за Чуркиным, почему-то испугавшись, что тот уйдет и он снова останется один.
— Своему пацану яблок хочу взять, а то наши женщины пронюхали, подъезд штурмуют.
— Он давно на ЛЭПе? — опять спросил Виктор.
— Вот поезжай,— сказал Чуркин, становясь в очередь и все оглядываясь.— Помоги им. У нас в горкоме двух человек не хватает. Как хороший парень, так рвется на производство: я, говорит, не писаниной заниматься сюда приехал. Будто в котловане тяжело, а в горкоме так себе... Вот попробуй, узнаешь!
Очередь двигалась. Чуркин и Виктор подвигались боком, разговаривали.
— Если хорошие ребята будут так смотреть на комсомольскую работу... Что, вы нас чиновниками всех считаете? — Он говорил, будто обвинял Виктора, глядя на него в упор.