— Ты соскучилась по Ярску?
— Мне просто стыдно, что мне сейчас лучше, чем им.
— Но ведь ты вернешься туда!
— Да, я все понимаю. Мне хорошо, но мне стыдно. Позавчера, когда мы ехали из Симеиза, помнишь, в автобус сели рабочие. А я стояла рядом. Мне показалось, что родные люди сели. А потом мы выходили на остановке и мимо проехал «мазик». Самый настоящий «мазик»...
— Смотри, какие кипарисы,— сказал Виктор.
Виктор не хотел говорить или думать о Ярске. Он боялся думать, поэтому он спросил:
— Тебе не нравятся кипарисы?
— Не знаю,— отвечала Женя,— они красивые, но я их почему-то не люблю. Даже когда они вместе, они все равно каждый сам по себе.
Они смотрели вверх, кипарисы острыми верхушками рисовались на темном небе.
— Еще они похожи на свернутые знамена. Вот которые от праздника к празднику хранятся в чехлах. Тут вообще много декоративного,— добавила Женя.— Одно море здесь настоящее. Сейчас я уже им пресытилась, но в Ярске я буду по нему скучать.
Они уходили далеко от города на море и сидели там на влажных, теплых камнях, слушая его в темноте. Однажды, когда они сидели там, обнявшись, на соленой гальке, их обнаружили пограничники. Один из них сказал:
— Вот как доставим в комендатуру, чтобы выяснить, что вы за личности, да напишем по месту вашей работы!
— Да бросьте,— сказал Виктор.— Не стыдно так говорить?
— Это вам должно быть стыдно,— сказал солдат.— Может, мне тоже хотелось бы забросить свою «пушку» да обниматься. А я вот охраняю.
Голос у него был обиженный.
Они ушли домой.
Как бы Виктор ни хотел забыть о Ярске, все кругом напоминало о нем. Все, от чего он отгораживался, о чем не хотел вспоминать, вдруг одолевало его, он становился рассеян, невнимателен.
Еще в первый день приезда в Ялту он был уверен, что только устроит Женю и улетит обратно в Ярск, где его ждали Чуркин, Усольцев и всякие дела и неприятности, которых никак нельзя было бы избежать. Со дня на день он откладывал свой отъезд, оправдывая себя тем, что одной Голубке будет тут плохо, а в Ярске обойдутся и без него. Потом он понял, что ехать действительно поздно, но не переставал об этом думать и мучиться. Ему было стыдно перед Чуркиным.
Однажды они плыли на рейсовом пароходике, они стояли на корме и бросали чайкам хлеб. Чайки тонко кричали и ссорились между собой.
Виктор подумал, что вообще не сможет вернуться в Ярск. Ему стало вдруг все безразлично. Он выбросил за борт весь хлеб и ушел в салон.
— Что с тобой? — спросила Женя.
— Да ничего особенного.
— Тебя укачало?
— Да, наверное, меня укачало.
— Сейчас я куплю в буфете лимон.
Потом дня на два, что ли, испортилась погода, ночью и утром шел дождь, они отлеживались дома. Валялись в постели, играли в морской бой. Виктор играл невнимательно, нервничал. Неожиданно он спросил:
— Ты любишь меня?
Она посмотрела на него пристально.
— Витька, что случилось?
Он молчал.
— Ну, конечно, я тебя люблю,— сказала она.— Я всегда на тебя смотрю, и мне стыдно, что мы прожили вместе полгода, а я, как маленькая дурочка, готова бежать за тобой куда угодно.
— Ты бы действительно не бросила меня, если бы я уехал... Куда угодно. Если бы я уехал из Ярска.
— Милый, зачем тебе уезжать из Ярска? — спросила она.
— Вот так, сжечь все корабли.— Он смял бумажку с нарисованными квадратиками кораблей.— И все начать сначала.
— Зачем? — спросила она ласково.
— Я вообще сказал,— ответил он, зарываясь лицом в подушку и о чем-то раздумывая.— Ведь действительно скоро полгода со дня нашей свадьбы. Чем-то мы отметим этот день?
Виктор подумал, что, может быть, на почте на его имя лежит письмо или телеграмма от Чуркина. Но он не торопился на почту. Каждый раз, когда они проходили мимо белого углового здания на набережной, у него тоскливо сжималось сердце. Он думал: «Может быть, там лежит для меня бумажка, которая решит мою судьбу. Но я не хочу ее видеть, знать о ней, по крайней мере сейчас. Лучше после, хотя бы через неделю».
Но в полугодовщину свадьбы он пошел на рынок и на обратном пути завернул на почту. Он встал в очередь у окошка «До востребования», с трудом удерживаясь, чтобы не уйти. Очередь двигалась медленно, он нервничал. Девушка, которой он отдал паспорт, быстро, почти машинально перебирала письма и разговаривала одновременно с подругой через стол.
Виктор подумал, что она обязательно пропустит его фамилию, но она спросила:
— Смирнов, ваши инициалы.