— А Женя? — спросила она.— Что же это за отдых поврозь! Ты напиши, пусть и она приезжает. В Москве хорошая погода.
— Ладно,—сказал Виктор. Но подумал: «Пусть отдохнет в Ялте. Там море».
— Это не отдых,— говорила Анна Ивановна.— Разбежались в разные стороны. А мы с Василием Иванычем собрались в Кисловодск. Так подумали: хоть бы всей семьей посидеть. Родственников собрать. Ты напиши ей. И сам приезжай. Небось голодный. Я сейчас что-нибудь приготовлю.
— Да нет, не голодный,— отвечал Виктор.
— Ну, все равно с дороги.
Голубев встретил его словами:
— Ага! Приехал! Аника-воин!
Можно было подумать, что он знал о всех злоключениях Виктора. Но вряд ли это могло быть.
Он обнял Виктора, внимательно разглядывая его. Анна Ивановна была вся праздничная, в нарядном красном платье.
Василий Иванович повел его в угол, к восседавшей на кресле-кровати старой бабке, сморщенной, сухой и будто напуганной появлением Виктора.
— Зять! — крикнул Василий Иванович ей в ухо.— Это зять наш!
— Да, я поняла,— сказала бабка низким, сильным голосом.— Зять. Женькин муж.
— Ярск строит! — прокричал Василий Иванович ей в ухо.— Вместе с Женькой Ярск строит!
Бабка кивала и смотрела на него. Глаза ее были блестящие, умные, было видно, что она все понимает.
— Значит, бездомные,— сказала бабка, засмеявшись, и наклонила к себе голову сына, точно и он был глухой.— Такие же бездомные, говорю, как вы.
— От овцы — ягненок, от свиньи — поросенок,— отвечал Василий Иванович уже негромко, не беспокоясь, слышит теперь бабка или не слышит. Он обращался к Виктору.
— Я ее от братьев взял. Хоть немного пусть здесь поживет.
— Пять человек детей, а никому она не нужна,— сказала Анна Ивановна, поджимая белые губы.
Бабка смотрела со своего кресла на говоривших и, наверное, догадывалась, что речь идет о ней.
Всю жизнь она была ткачихой-общественницей. Вместо премии фабрика дала ей перед войной квартиру. Но в войну этот дом разбомбило. Когда Голубевы приехали к брату навестить мать, она обедала на кухне. Выпивать ее посадили за общий стол, потом все пошли гулять, а Василий Иванович остался с матерью и кричал ей на ухо:
— Что, мать, сволочи они?
Она не отвечала, хотя, наверное, слышала его.
— Ты все там? — спросила его.
В этом вопросе был и ее ответ или ее упрек. Ведь он где-то ездит, она понимает. Разве станет она жаловаться, зная, что у него такая работа? И все равно он не сможет помочь ей.
Василий Иванович стукнув, кулаком по столу, сказал:
— Мать! Поедешь к нам. Больше говорить не будем.
Тут же велел ей собираться.
Анна Ивановна не противилась. Она не то что недолюбливала бабку, ее раздражал ее гонор. Бабка сохранила со времени своей власти на фабрике строптивый, повелительный характер и не хотела зависеть ни от кого.
— Ишь язык прикусила,— говорит Анна Ивановна за чаем.— Будет молчать, а вторую чашку не попросит. Догадайся, мол, сама...
Они теперь каждый день ездили в гости. Василий Иванович надевал галстук и, глядя в зеркало, произносил одну и ту же фразу:
— Ну и ну! Первый милиционер на углу остановит.
Торжественно отправлялись в путь, но такси не брали. Принципиально ехали на трамвае, на автобусе.
Возвращались поздно, всегда довольные. Анна Ивановна молодела от вина и много смеялась. А Василий Иванович спрашивал:
— Что в жизни есть самое прекрасное? Это есть сама жизнь! Кто сказал? Чер-ны-шев-ский!
— Не Островский? — пыталась поправлять Анна Ивановна.
— Нет. Это сказал Чернышевский, обкомовец того времени.
Однажды, вернувшись из гостей, он спросил Виктора:
— Как там твоя жена без тебя?
Выпивая, он не пьянел, а становился задиристым.
— Чего ты ее на юге одну бросил? Там знаешь какие мужчины ходят? Ого-го!
— А что, Витя не интересный? — произносила Анна Ивановна, добро взглядывая на Виктора.
— Ну и что! — говорил Василий Иванович.— Интересный, а девчонки любят красивых. Понял? Может, они глупы, даже наверное глупы, но любят они сперва красивых! Вот отобьют у тебя жену, будешь знать, что такое курорт.
— А что, ты мало ездил? — спросит, смеясь, Анна Ивановна.
— У меня их, этих женщин, навалом,— восклицает Василий Иванович.— Чернобурки, черноглазки...
Бабка догадывается, о чем идет речь.
Вдруг низким голосом произносит:
— Вася в молодости озорной был. Когда родился, семь воспалениев легких. Доктор сказал: не жилец. А он жилец оказался...
Виктор выходит позвонить Чуркину в «Юность».