Василий Иванович, который суетился и помогал засовывать чемоданы, также скоро понял, что это иностранные гости; путая слова, по-английски он что-то спросил у них. Англичанки ему отвечали.
— Едут в Сибирь,— перевел Василий Иванович.— Сперва на Байкал, потом на Сахалин.
Он опять о чем-то стал спрашивать англичанок, в его разговоре прозвучало слово «Ярск». Он говорил «Ярск», еще что-то и показывал на Женю с Виктором. Англичанки кивали головами, смотрели на Женю с любопытством.
— Пап,— сказала Женя.— Что ты рассказываешь? Перестань хвалиться, а то я уйду. Мне неудобно, потому что мне придется долго с ними ехать.
Голубев сказал:
— Я спросил, не поедут ли они в Ярск, потому что ты там работаешь и все им покажешь. В общем, я их агитировал. Они слышали о Ярске много, но у них жесткий график. Ну, прощайтесь,— сказал Василий Иванович,— мы пойдем посмотрим, как Таня устроилась. Потом мы будем на перроне.
Женя села на свое место, огляделась по-хозяйски и спросила:
— Завидуешь?
— Да,— сказал Виктор.— Завидую, что ты возвращаешься с легким сердцем.
— Но и ты будешь так же возвращаться.
— Нет, я по-другому.
— Почему по-другому? — спросила Женя и засмеялась. Ей было немного стыдно, что она такая радостная, прощается с Москвой и уезжает в Ярск. Но она ничего не могла с собой поделать. Она действительно была счастлива от мысли, что увидит свой Ярск. А потом приедет туда Витька. А потом и отец с матерью. Почему нужно грустить, когда ей совсем не грустно?
— Я по-другому,— говорил медленно Виктор.— Я ведь сбежал из Ярска.
— Как сбежал? — опять смеясь, спросила Женя.
Англичанки сидели неподвижно и смотрели на них.
Но было понятно, что они не понимают, о чем идет разговор. Когда Виктор поглядел на них, они для приличия улыбнулись. Мать выглядела ненамного старше дочери. Они вообще были очень похожи, почти как сестры.
— Как сбегают! — воскликнул он почти отчаянно.— Не взял отпуска, не отпросился. Уехал, и все. Сбежал!
Женя смотрела на него и молчала. В больших глазах ее было недоумение. Казалось, она ничего не поняла.
— Меня уволили. Наверное, меня выгонят из комсомола,— говорил он теперь ровно, глядя вниз.
Он знал, какое это будет для Женьки потрясение. Он понимал это и раньше, но сейчас он особенно ясно это осознал и боялся глядеть на нее. Все изменилось в ее лице: тут были удивление, недоверие к словам, испуг, жалость. Стыд. За себя и за него.
На минуту его отвлекли англичанки, они жестами попросили открыть окно. Виктор встал и попытался поднять раму, она не поддавалась.
За его спиной бесцветно, почти равнодушно прозвучал голос Жени. Она спрашивала:
— Что же ты теперь будешь делать?
Он не смог открыть окно и жестом извинился. Как можно проще ответил, как будто все было заранее обдумано:
— Устроюсь в котлован, буду работать. Чуркин мне поможет.
— Для этого ты ждешь Чуркина? Ты боишься возвращаться без него?
— Да,— сказал он.
— Может, ты вообще... Может, ты не хочешь ехать в Ярск? — спросила она, вся замирая. Внешне это не было заметно, может, чуть белее стало лицо. Теперь ей было понятно его поведение, некоторые его слова, которым она прежде не придавала значения.
По радио объявили отправление.
Это была тоже его вина — сказать все в последнюю минуту.
— Я колебался,— сказал он.
— Ну ладно, иди! А то увезем,— произнесла она единственное, что могла.
— Я колебался, я не знал, что делать... возвращаться мне трудно.
— Иди! Иди! — закричала она испуганно.
Виктор стал пробираться к выходу. Поезд тронулся. Едва-едва скрипнули колеса. Из какого-то вагона орали песню «Бродяга Байкал переехал».
Кругом махали на прощание провожающие. Женя стояла, прижавшись лбом к стеклу. Лицо ее было неподвижно, как и глаза. Она, застыв, смотрела на Виктора, и никакого выражения не было в этих глазах.
Он так и запомнил эти два больших глаза, глядящих на него из-за стекла, как из другого мира.
Голубевы остались стоять, а он побежал рядом с вагоном, он смотрел на Женю.
— Я приеду! — закричал он, но вряд ли она его слышала.— Я приеду, и все будет хорошо!
Теперь и он отстал. Возвращаясь, услышал, как Анна Ивановна сказала:
— Хорошо, что Таня Уткина едет с этим поездом. Я попросила последить за Женей. Все-таки четверо суток.
Через два дня Голубевы уехали в Кисловодск. Виктор заказывал для них такси. Бабку они отправили к брату. Перед выходом они сели в прихожей на ступеньки внутренней лестницы. Так они всегда делали, когда покидали этот дом. Виктор видел их сутулые спины, седые затылки. Они посидели мгновение, встали и уехали.