«Я тихо»,— ответил он и опять проснулся. Его начало тошнить. Потом стало одинаковым все до той поры, пока в комнате не оказался человек.
Он сидел напротив неизвестно сколько времени и молчал.
Виктор не удивился, только спросил:
— Кто здесь?
— Молчи,— сказала ему женщина.
— Я знаю, ты из секты иеговистов,— говорил он.
Женщина засмеялась, сказала:
— Какой ты догадливый... Спи. Скоро врач придет.
Он сразу уснул.
Девчонки хватились Виктора за неделю до Нового года. Перед отъездом на ЛЭП он побывал у них дважды. Осмотрел и починил им электрический утюг, навел в комнате порядок, даже перемыл всю посуду. Потом он сходил в магазин, купил мяса и сварил суп. Этим-то супом он всех и поразил. Было что-то противоестественное в том, что мужчина варил в женском общежитии суп. Девчонки съели суп, сдержанно похвалили, но между собой они посмеивались над такой затеей. Ребята не скрывали ухмылок, они в открытую иронизировали, и только Нинка сказала вполне искренне:
— Витя, ты действительно золотой человек... Может, ты и стирать умеешь?
— Умею, а что? — сказал он.
— А у тебя есть недостатки? Ну, хоть один, маленький, завалящий какой. Смерть как люблю людей с червоточинкой...
Виктор равнодушно принял насмешки. Он был детдомовец и все умел. Это определило отношение к нему. Все вдруг поняли, что он ничего не делал специально, рассчитывая на эффект. Просто таким он был и поступал так всегда.
Теперь готовились к Новому году, и кто-то резонно заметил, что Виктор смог бы хорошо помочь по хозяйству. Сперва думали, что он на ЛЭПе. Но приехал с ЛЭПа Юрочка Николаевич и сказал, что Виктор там был и уехал. Позвонили в горком Чуркину, но тот ничего не знал.
В гостинице никто не подходил к телефону. Только с работы Женя смогла, наконец, дозвониться. Она долго пыталась узнать у сторожихи, живет ли кто-нибудь в комнате Виктора.
— Солдатов перевели, значит,— сказала заученно старуха,— а командированные небось не дураки, чтобы справлять праздник на казенной квартире.
— А еще кто-нибудь у вас живет? — кричала в трубку Женя, потому что рядом с прорабкой работал бульдозер и ничего нельзя было расслышать.
— Кто ешо? — спрашивала старуха.
— Ну, кто у вас еще есть?
— Никого нету,— сказала твердо старуха.
— А во второй комнате? — кричала Женя.
— Во второй лежит, так он тифозный, верно, я уж к нему не хожу. Запираю.
— Кого запираете? — спрашивала Женя, морщась и досадуя на треск за стеной.
— Его,— сказала сторожиха.— Откель я знаю, кто он. Вот, говорят, в Ярске тиф обнаружили. Так он по виду тифозный и есть.
— Ничего не понимаю,— сказала Женя и бросила трубку.
Она попробовала еще позвонить Кире Львовне, но той не было дома.
Пришлось дожидаться конца смены.
Прямо с работы, в ватных штанах и в меховой куртке, она пришла в гостиницу и нашла Виктора.
Он кричал на нее, что она иеговистка, что он выведет ее на чистую воду. Объяснял про ЛЭП, убеждал, что все эти трудности временные, он требует, чтобы ребятам завезли инструмент и газеты...
Потом он просил пить. Говорил, что во всем виноват грузовик в снежном поле, который он видел из окна вагона. Старший лейтенант Кузьменко всегда понимал его. Пусть только позовут Кузьменко.
В сумерках он проснулся и долго разглядывал Женю, задремавшую у его ног на стуле. Ее белую шею из-за расстегнутого ворота ковбойки, ее темные, чуть припеченные сном губы, теплый, едва пробивающийся румянец на скулах, пугливые ресницы, вздрагивающие сами собой.
Ему показалось, что она возникла откуда-то из его бреда и сейчас же исчезнет, если он закроет глаза.
Он почти замер, напрягая сознание, чтобы удержать пришедший к нему образ.
Но вдруг закашлялся, уходя лицом в подушку, вытирая о нее пришедшие выстраданные слезы. Потом резко повернулся на спину и увидел ее глаза.
Она не изменила еще позы, не повернула лица, она только открыла глаза навстречу его глазам.
В них было то, что она чувствовала до пробуждения, — гаснущие, ускользающие видения и образы, непостижимые и незапоминающиеся. Будто вдогонку им она прикрыла на мгновение веки, удивляясь и улыбаясь сама себе, и вздрогнула вдруг, поняв, что ее сейчас рассматривали.
Теперь она провела ладонью по лицу, скрывая смущение и растерянность, но уже немного и любопытство.
Она сказала:
— Кажется, я уснула, да?
Он кивнул, не отрывая от нее глаз. Она снова улыбнулась, и эта улыбка относилась уже и к нему.