Они взяли по пол-литровой банке пива, сидели, пили, и все, кто приходил, здоровались с Чуркиным.
Многих и он окликал по фамилии, а то расспрашивал о делах на разных участках.
— Вот где членские взносы собирать, — сказал он.— Вся гвардия налицо.
Взяли по второй банке, и Чуркин рассказал, как летом позапрошлого года, в День строителя, привезли в лесопарк пять бочек пива. Собралась толпа, началась невообразимая сутолока, в результате пива почти никому не досталось:
— Эх, Тихóн Иваныч, Тихóн Иваныч,— говорил Чуркин.— Ты чего не работаешь-то?
— Бюллетеню,— отвечал тот.— Приболел, и вот на бюллетене.
Тихон Иванович ушел, а они вдвоем взяли еще по банке и остались сидеть. Чуркин объяснил, что Тихон Иванович, дежурный электрик с врезки, добрый человек. Вот девушку просил устроить. Нет, нет, не родственница, просто встретил и привел в горком. Где он их только находит? Это уже третий случай.
— Кстати,— сказал Чуркин,— твой сектор — рабочая молодежь. Сейчас после обеда займись цыганом, поговори с матерью, все узнай. Расспроси. Ее внимательно расспроси, мало ли что он говорит. Мать ведь. Если что, мы поможем ей устроиться работать на подсобном хозяйстве. Понимаешь?
— Понимаю,— сказал Виктор.— Я ведь временно, учтите.
— Я все учитываю,— сказал Чуркин. И стал пить пиво. Кому-то среди толпящихся помахал, спросил: — Как Галя? Давно ее не видел. Ты вот что, пойди в хозяйственный, купи бидончик, хозяйственный магазин вон за забором... Бидончик купи и ребятам пива-то отвези. Они же с ума сойдут, как узнают, что в «постоянном» было пиво.
Потом он стал говорить, что завтра Виктору придется ехать на строительство железной дороги, строится такая дорога в обход Ярского моря. Это поездка дня на три, на четыре.
— Там секретарь девушка, Галя, о которой я сейчас спрашивал. У нее недостача денег, рублей двести, то ли ее обокрали, то ли еще что. Разберись на месте в общем.
— На четыре дня сейчас не смогу,— сказал Виктор.— После воскресенья только.
— Так не пойдет,— сказал Чуркин серьезно, взглянув в глаза Виктору.— У нас все работают.
— Ну не могу,— повторил Виктор.— Бывает же.— Но не объяснил, что бывает. Ему казалось неприличным объявлять, что он женится.
Сперва болел, теперь женится, потом еще что-нибудь. Это выглядело как-то несерьезно. Виктор видел реакцию Чуркина на свой отказ ехать завтра, но не хотел оправдывать себя перед секретарем. Он действительно считал, что свадьба не причина для того, чтобы откладывать столь серьезную поездку.
Но и по-другому он поступить не мог. У Голубевых оставались считанные дни до отъезда. Да и все приготовления были окончены.
Всего этого Чуркин, конечно, не знал.
Спокойно, не обидно он стал говорить, что разрешает Виктору не ехать, если действительно причины так важны.
Виктор покраснел и кивнул.
Но ездить придется все равно, и Смирнов должен быть готов к этому. Он уже был на ЛЭП, наверное, понял, как важно поговорить на месте с рабочими, узнать их нужды, подбодрить.
— Черная работа,— сказал Чуркин,— я и не скрывал, знаю, но видишь реальные результаты. Ты еще поймешь. Пока, тезка. После обеда встретимся.
Чуркин допил свое пиво, пожертвовал кому-то банку и ушел.
Он не был раздражен отказом Виктора ехать немедленно и не торопился делать поспешные выводы. Виктор же подумал, что ему очень хочется позвонить Женьке, услышать ее голос. Но он вспомнил, как однажды напоролся на грубый мужской бас, не этот ли чертов Терещенко, который сказал ему: «Женю? Какую Женю? У нас нет Жени, у нас есть мастер Голубева...» При этом он повесил трубку. Он, наверное, думал, что Виктор позвонит еще.
Но Виктор не стал звонить.
Когда Женя пришла в прорабку, там оказался Жуховец. В телогрейке, в ватных брюках, он сидел над киловаттной лампою, поставленной в железный ящик.
«Козлики», так же, как киловаттки в ящиках,— это было повсеместно, а Жуховец работал в соседней бригаде и приходил к ним погреться.
Небритый, с обожженным на морозе лицом, он показался бы сейчас пожилым тому, кто его не знал.
Он держал руки над лампой и кивнул Жене, не убирая рук.
Она села напротив и тоже протянула руки над ящиком, теперь их пальцы почти соприкасались, и он вдруг поморщился, будто ему стало больно.
— Почему не на участке? — спросила она, не отрывая глаз от ящика, блики света попадали ей на лицо.
— Экскаватор стал,— ответил Жуховец, и оба они замолчали.