— Товарищи, вы заняли служебное помещение. Вы можете объяснить, почему вы там находитесь? Вы должны сейчас же освободить комнату, сейчас же, пока не пришли мастера.
Они оба молчали.
Женщина спросила:
— Вы можете подать голос? В конце концов с вами разговаривают, мы хотим знать, кто там находится и откуда.
— Мы из города Проно,— ответил Виктор.— Улица Графтио, один.
— У нас нет Графской улицы,— сказала комендантша.— Вы там один или с женщиной?
— С женщиной.
— Я так и знала,— сказала комендантша.— Но вы хоть расписаны? — спросила она прямо в дверную щель, стало слышно даже ее дыхание.
— Мы знали, что вы спросите, и поэтому расписались,— сказал Виктор.
Им показалось, что комендантша облегченно вздохнула. Матрена добавила: «А то бывают и нерасписанные».
— Что же вы намерены делать? — спросила комендантша.
— Жить,— ответил Виктор.
— Но жить здесь нельзя. Вы можете поговорить с товарищем Балкиным, если он разрешит...
Они молчали, и комендантша молчала — то ли ждала их ответа, то ли раздумывала.
— Учтите, вас все равно выселят,— сказала она.— Но это будет гораздо неприятнее, уверяю вас. Мы вызовем слесаря и взломаем дверь. Надеюсь, вы понимаете, как это будет выглядеть?
Матрена сказала, что у нее есть ломик, и так дала по двери кулаком, что Женя дернулась в постели.
— Отворяй! — предложила Матрена.— У меня нынче санитарный день, клопов нужно морить, не до вас тут!
Женя сказала:
— Знаешь, в детстве я почему-то говорила: «старуха Извергиль».
За дверью стало тихо. Может быть, они искали взламывающий инструмент или звонили слесарю, а может, своему начальству. Минут через двадцать, которые Женя и Виктор провели в совершенном молчании, подъехала и остановилась за окном машина, «газик», как определила Женя, которая по звуку могла назвать любую машину. В коридоре раздались шаги, комендантша сказала: «Это здесь».
Мужчина сказал в дверь:
— Товарищи, с вами говорит Балкин. Я могу войти один, чтобы побеседовать с глазу на глаз?
— Начальник жилуправления,— негромко сказала Женя.— К нему месяц не достоишься на прием.
— Теперь пускай постоит у нас. Но мы его тоже не примем,— также негромко сказал Виктор.
И он ответил:
— Мы вас не примем.
— Хорошо, мы выясним через милицию, что вы за люди и в каких подразделениях работаете,— проговорил Балкин после некоторой паузы. — Но я должен довести до вас приказ начальника Ярскгэсстроя о принудительном выселении и отдаче под суд всех незаконно вселившихся на общественную площадь. Вы должны серьезно подумать о последствиях, мы не желаем вам зла.
— А комнату вы нам желаете дать? — спросила Женя.
— Об этом нужно разговаривать не таким образом,— ответил Балкин.— Запишитесь и приходите ко мне, я вас приму. Но это помещение освободите.
— Мы к вам не пойдем,— сказала Женя.— Вы сами пришлите нам разрешение на комнату. Тогда мы переедем.
Балкин не отвечал: наверное, такой ответ показался ему грубым. Комендантша стала говорить ему о том, что сегодня у них санитарный день, должны прийти с эпидстанции морить клопов. Они потому и не стали занимать помещение, хотели сперва дезинфицировать его, потому что в нем жила техничка.
Балкин ответил совершенно бесстрастно:
— Взламывайте. Я подпишу акт.
Они слышали, как он уехал.
Женя была удручена таким исходом дела. Виктор же раздумывал о том, что ничего у них не вышло, их выселят силой, и это будет чрезвычайно неприятно. Не лучше ли сейчас уйти отсюда, в конце концов можно пожить и отдельно. В Ярске так живут многие.
Женя дотянулась до репродуктора — объем комнаты позволял с любого места доставать до любого ее конца.
Из репродуктора неслись громкие марши духового оркестра.
Женя вздохнула, спросила, закрывая глаза:
— Ты любишь праздник Первое мая? И я люблю. Знаешь, у меня прямо с детства: проснешься, в комнате чисто, по радио марши передают, а на улице люди, знамена, оркестры. С машин шипучку и бутерброды продают, кто-то обронил бумажные цветы, привязанные к живой ветке проволочками...
Она вдруг привстала в кровати и сказала, всплескивая руками:
— Витька! Мы же себе устроим праздник, правда? У нас целых три дня, мы сейчас вылетим в Иркутск и послезавтра вернемся. И видели они только нас. Матрена, комендантша, Балкин этот.
Они быстро одевались, оглядываясь на дверь и боясь, что их могут опередить. Он швырнул в рюкзак полотенце, бритву, мыло со щетками, что-то еще.