— Слушай, котлован,— кричит Генка, оборачиваясь и морщась в знак того, что ему некогда,— я говорю, слушай, меня все равно не переговоришь!
Стараясь не хлопнуть дверью, они выскакивают на мороз и торопятся к своему общежитию.
Вечером они пошли дежурить в ресторан.
Воздух звенел, как льдинка, голубым звоном, пар изо рта тут же обращался в мелкую ледяную пыль. Женя закинула голову вверх, на фонарь, и стала дуть.
— Смотри,— сказала она.— Если дуть на фонарь, получается радуга!
Потом она еще сказала:
— Если тихо дуть, можно выдуть красную радугу, а если сильно, то получается голубая.
Виктор подул тихо и сильно, у него вышло все так, как она говорила.
Какой-то человек, проходя мимо, заметил:
— Лампочку решили задуть? Слабо! Слабо!
В ресторане они застали Нинку с Рахманиным, но не стали к ним подходить, а сели за столик дежурной милиции.
Ресторан был похож скорее на столовую: длинный, неуютный, какой-то очень бестолковый. Радиола играла песню «Мы люди большого полета».
Нинка сама подошла к ним. Была она пьяная, веселая, она крикнула, смеясь;
— Привет, дружина! Вы нас не заберете?
— Если будешь буянить,— сказал Виктор.
— Я одному человеку в Ярске дала бы по физиономии. Думаю, история меня бы оправдала.
— Садись,— предложила Женя.
— Он мелкая душонка, трус,— говорила Нина громко.— Вы заметьте, все хорошие люди даже моложе выглядят, ведь правда же? Ведь есть же закон: злые лысеют и стареют раньше! И так им и надо!
— Да ты присядь,— сказала опять Женя, вздыхая и глядя на мужа. Она жалела Нинку, но не любила ее и не могла скрыть своих чувств, которых, впрочем, Нинка совсем не замечала.
— Присядь,— сказал еще Виктор.
— Не могу,— говорит Нина и садится.— Я ведь с обществом.
Нинка усмехается и глядит на Женю.
— Женька, ведь ты его не любишь? Рахмашу? Почему ты его не любишь? Я знаю, но он неплохой и хорошо к тебе относится. Витька, ты не обижайся, но я все равно не могу хранить секретов... Женька, ведь Рахмаша был в тебя влюблен? Не отрицай, может, в юности он был совсем не таким задавакой или пай-мальчиком, сейчас он сам над собой прежним смеется... Он все понимает и умница! Да!
Радиола играет песню Пахмутовой о геологах, а Женька подпевает: «Мы умеем и в жизни руду дорогую отличать от породы пустой...»
— Женька, ты совсем не права! — старается объяснить Нина, но у нее ничего не выходит. Она опять повторяет: — Ты не права! Он дотошный, деловой, на работе его ценят за точность и порядок. Он будет большим начальником, вот посмотришь!
— В этом я не сомневаюсь,— говорит Женя, опять вздыхая и глядя на Виктора. Ей очень не хочется отвечать Нинке. Она добавляет: — Ты так горячо его защищаешь, будто сама сомневаешься.
— Ой, совсем забыла,— говорит Нина.— Вить, у меня к тебе разговор. Тет-а-тет. Женька, не ревнуй. Это по делу.
— Вот еще,— произносит Женя и отворачивается.
— Тебе нужны деньги? — спрашивает Виктор, отходя.
— У тебя есть деньги? — удивляется Нинка.— Странно, потому что для моих знакомых характерная черта — как раз полное отсутствие денег. Вчера я иду в магазин, Рахмаша говорит: «Смотри, все женщины ходят в одиночку, а вокруг тебя столько мужчин! Мы весь день около тебя». А кто-то в очереди добавил: «И ночью...»
Виктор не засмеялся. Только посмотрел Нинке в глаза, и она поняла, что он считает ее сильно пьяной.
— О! — сказала она, отодвигаясь от него и будто трезвея.— Витя, я не умею совсем напиваться, может, в этом моя беда. Знаешь, я поссорилась с Кирюхой.
— Знаю,— говорит Виктор.
— С Усольцевым, с Кирюхой, еще с кем-то. Легче вспомнить, с кем я еще не ссорилась.
Нина пытливо смотрит ему в лицо, стараясь угадать, известно ли ему о ее похождениях. Она вздыхает и говорит:
— Вот так я со всеми поссорилась, и я решила остаться у него. Он печку истопил, покормил меня. Он говорит: «Для меня ты не женщина, а девушка. Хотя иногда ты можешь быть ребенком, а когда найдет — волчицей». Ты Женьке это не рассказывай, ладно? Она не поймет.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — сказал Виктор, наверное, слишком громко.
— Но кто-то должен в этом мире понимать меня,— произнесла Нина тихо и расстроенно.
— Я тебя не понимаю тоже. Все?
— Нет,— спохватываясь, заговорила Нина.— Я тебе ничего не сказала. Вот что. С отцом Жени, Василием Иванычем Голубевым, случилось несчастье. Неделя прошла или две, я точно не знаю. В общем у него сотрясение мозга, он на льду поскользнулся... Мне под честное слово сказал Раевский, который от экспедиции ездил в Соколовку. Женьке об этом говорить нельзя, ты понимаешь, а тебе можно.