Как говорил солдат Грачев из их роты: «Хоть бы пустой конверт кто прислал, не письмо, не записку, на них может не быть времени, а пустой конверт. А я получил и знаю: меня вспомнили».
Среди путаных своих мыслей о Грачеве, среди ощущения Нинкиной песни, теплой комнаты, многих людей Виктор не заметил, не расслышал, как в комнату вошла девушка и сказала:
— Спасибо за плитку, приходите на макароны.
Он повернулся на голос, как и остальные, увидел ее светлую голову, большие, чуть раскосые глаза, ковбойку и брюки.
Она была поразительно неожиданна, и Виктор так удивился, что больше ничего и не запомнил.
— Опоздавшим достаются дырки от макарон,— сказала она и ушла.
Виктору показалось, что она посмеивалась, и вместе с тем она была очень серьезной. Наверное, у нее были густые ресницы и вызывающая привычка не стесняться чужого взгляда. Но, может, все это он придумал, потому что это он придумывал после того, как она ушла, а все молчали.
— Это Женька Голубка из семнадцатой. Там инженерши живут,— сказала Нина, опуская ноги с кровати и отыскивая на полу на ощупь тапочки. — Девчонки, я потом доиграю, я макарон хочу! Усольцев, Кирюха... Витя, ты тоже — пошли.
И она пошлепала на второй этаж со словами:
— Они там быстро все съедят, а я макарон хочу.
Виктор встал и пошел за всеми. Когда они вошли, Нинка, потом Кира Львовна, Виктор и последним пропустивший Виктора Усольцев, сразу же увидели, что в комнате тесно, все за столом, а на столе стоит дымящаяся кастрюля с макаронами.
Их приход шумно приветствовали, сдвинулись, очищая место, но Виктор, садясь, успел рассмотреть комнату, где все было обжито, стояли две кровати, радиола «Урал» и на стене была полочка с книгами.
— Юрочка Николаевич! Юрочка Николаевич! — говорила одна из девушек, худенькая, в круглых, старомодных очках.— Толкните Женьку, пусть кормит гостей, она сегодня дежурная.
— ДПШ,— произнес длинный парень рядом с Виктором.— Мы говорили: ДПШ — дежурный по школе. А расшифровывали так: дам по шее.
— Леша, о чем ты при гостях? — спрашивает худенькая девушка в старомодных очках, которую называли Верой.— Включи лучше радиолу, люди хотят слушать не тебя, а музыку.
Виктор сидит, смотрит на макароны, от которых плывет густой пар, и знает, что стоит поднять глаза — и он увидит Женьку.
Ему легко было бы сейчас ее рассмотреть, но вот он поднимает глаза и не может увидеть, какая она. Он просто видит ее, не замечая никаких подробностей, просто всю ее, и только. Ему неудобно так долго глядеть. Он уставился в макароны, в тарелку — на тарелке зеленым выведено: «Общепит»,— и снова ничего не знает о ней, только то, что она сидит напротив. Она засмеялась, что-то произнесла насчет собак («Собаки ходят мехом наружу»), двинула стулом и предложила кому-то еще макарон. А он копается вилкой в макаронах и знает, как она сидит напротив, как дышит, как смотрит и как движется. Хотя он совсем не глядит на нее.
Ему странно, что он все о ней знает. Может, он ее где-нибудь встречал? Он поднимает на нее глаза, он хотел бы ее спросить: «Откуда вы?»
— Юрочка Николаевич, сделайте музыку тише! Под нами живут женатики, они будут стучать щеткой в потолок!
— Вы работаете в УПП? — спрашивают кого-то.
— УПП — управление подсобными предприятиями.
— УПП — управление постоянного простоя.
— В УППе была собака, он ее убил! — кричит Лешка Жуховец, длинный парень.
Теперь Виктор отрывается от макарон, чтобы опять посмотреть на Женю. Он дает себе слово, что это будет коротко, как огонь маяка: раз-два-три — и потухло. Но он видит ее встречный взгляд и вдруг спрашивает:
— Вы откуда?
— Что? — говорит Женя, наклоняясь в сторону Виктора и раскрывая еще больше большие глаза.— Вы что-то спрашивали?
Худенькая Вера кричит:
— Кому макароны, последние? Когда дарили кастрюлю, мы завопили: «Ой, какая большая!» А сейчас говорим: «Ой, какая маленькая!»
— Вы откуда? — спрашивает Виктор, желая, чтобы его не слышал никто, кроме нее, но так, наверное, невозможно.
Его никто не слышит, но она не слышит также.
— Ничего не пойму,— говорит, удивляясь, Женя.— Он чего-то просит, дайте ему макарон!
Нинка кричит Виктору в ухо:
— Мне легче на правый берег съездить и взять десять проб, чем мыть посуду. У нас один знакомый, чтобы не мыть посуду, все время покупал новую. Представляешь, сколько у него было посуды?
— Почему-то я вас знаю,— говорит Виктор, растерянно улыбаясь среди общего разговора, ничего не видя, кроме Жени, но и ее не видя, а просто зная, что она здесь.— Может, мы где-то встречались? — говорит он.