Голубка-любовь, которую хозяйка держала в клетке, а затем отпустила. Но птица не могла кружить вечно, и когда вернулась к хозяйке была уже не молодой и наивной голубкой. Она билась в ладонях, но в конце умерла. Так же, как и любовь хозяйки к роковому незнакомцу.
Нечто подобное о потерянной и погибшей любви пели во многих местах Парижа, но сегодня песня сковала зал. Мари стояла, воздев руки к небу, а по щекам катились слезы. Но почему? Она не могла вспомнить. И тут раздался первый крик. Один за другим столики охватывал огонь. Словно бешеный бык, он несся вперед, поглощая все на своем пути. Было жарко, душно, дым исказил очертания предметов. Мари закашлялась, попыталась бежать, но упала. Огонь подходил все ближе, коснулся пальцев ног, перебрался выше. Мари горела и кричала от боли, каталась по полу, пытаясь уползти прочь. Раздался треск и что-то тяжелое обвалилось сверху.
***
Мари с криком проснулась. Она тяжело дышала, сердце бешено колотилось, а пальцы беспомощно сжимались и разжимались. Видение горящей сцены, вопли людей, дым - все медленно уплывало, уступая место убогой комнатушке, которую Мари снимала почти на окраине Парижа.
Было душно, пахло мокрой пылью и чем-то протухшим. Запах доносился со стороны лестницы. Мари закашлялась, встала и приоткрыла окно. Стало чуть лучше. Недавно прошел дождь, который вместе со свежестью принес запахи улицы. Внизу послышалась возня - какой-то бродяга щедро поливал мостовую, напевая под нос.
Вдали начали появляться первые отголоски рассвета. Скоро город окончательно проснется: загудят автомобили, закричат продавцы, привлекая народ, фабричный дым потянется к облакам.
Мари покачала головой, прогоняя остатки кошмара и привела себя в порядок. Она замоталась в тряпки, для верности сделала несколько узлов на шее и затылке. Уж лучше пусть принимают за бродяжку.
Утренний Париж всегда нравился Мари. В той прошлой жизни, она любила перед сном прогуляться, наслаждаясь тишиной и покоем. Тогда она шла и мечтала. О будущем, об Анри, о сцене. А иногда просто уносилась куда-то далеко, получая удовольствие от теплого ветра или ярких лучей едва проснувшегося солнца.
Теперь же, Мари редко замечала красоты, больше думая о том, как скорее добраться до работы.
Впереди замаячили первые прохожие. Мари наклонила голову и постаралась как можно скорее пройти мимо.
Гарсон Фурье уже суетился возле ящиков, наполненных бутылями молока. Мари он заметил сразу, как только она показалась из-за поворота.
- Опаздываешь, - буркнул он вместо приветствия, - вот, доставишь это и это. Из рук в руки и быстро. Мои клиенты не любят ждать. Шевелись!
Опять не в духе. Мари уже давно к этому привыкла. Одно из двух - либо проиграл деньги в карты, либо не смог удовлетворить жену. Лет двадцать назад красивый и статный Гарсон сам разносил молоко и вполне мог задержаться у какой-нибудь одинокой клиентки. Теперь же, он больше походил на тюк с мукой, а былая красота разъелась под влиянием вина.
Мари с трудом подняла ящик, поставила на телегу и осторожно повезла по дороге. Правило было простое - она стучала, отдавала бутыль, а деньги ей клали в специальный мешочек, висевший на шее. Почему-то именно это имел в виду Гарсон под словами: «из рук в руки». Протягивать ладонь для монет хозяин строго настрого запретил. А все потому, что однажды одна мадам заметила оголившийся участок кожи на запястье у Мари и подняла такой визг, что из окон выглянули соседи. Затем склочная женщина пошла к молочнику и грубо выговорила ему все что думает о его выборе работников. Тогда Мари в первый раз сократили оплату. В первый, но не последний.
Первый ящик разошелся быстро, а вот со вторым возникли трудности. Обычно Мари разносила молоко в одни и те же дома, но сегодня в привычное расписание вклинился новый адрес. Мари постучала. Дверь открылась и на пороге появился заплывший жиром детина, выпятив напоказ свой бочкообразный живот.
- Что надо? - прокаркал он. Мари протянула бутыль молока. Она старалась не говорить с клиентами, чтобы лишний раз не выдать себя дребезжащим голосом.
Толстяк скорчил физиономию и порылся в кармане. Выудив пару монеток он бросил Мари. Девушка попыталась поймать и случайно выпустила из рук молоко. Бутыль с грохотом разбилась, обдав все вокруг мелкими белыми каплями.
- Дуреха безрукая, - зарычал толстяк.
- Простите, - Мари наклонилась, чтобы поднять монетки, наполовину утонувшие в молоке. Но тут почувствовала резкий толчок, не удержалась и грохнулась на спину. Тряпки размотались.