Эхо всех этих событий докатывалось до маленького уездного Зарайска. Всколыхнулась устоявшаяся, скучновато-однообразная жизнь русской провинции.
Новые веяния коснулись и семьи Голубкиных. В доме появились газеты и журналы. Читали «Рязанские губернские ведомости», столичную газету «Московские ведомости», сатирический журнал «Будильник» и другие издания. Молодежь — приезжавший с хутора Николаи, Александра (Саня), Люба, Анна и даже реалист Сема — все говорили о том, что волновало тогда общество: о неурожае, голоде, о покушениях на губернаторов, градоначальников, высокопоставленных жандармов, о революционерах, связанных между собой отношениями товарищества и братства, общими целями, бросавших в царских сатрапов начиненные динамитом бомбы, мужественно умиравших на эшафотах… А Анюта думала: ведь среди революционеров есть и женщины, они подвергаются опасности и риску наравне с мужчинами, и спрашивала себя — смогла бы она быть с ними, отважилась бы покинуть дом, близких и уйти в революцию?..
К ним на постоялый двор стал захаживать один молодой человек в темном пиджачке, в очках. Когда появился первый раз, спросил что-то насчет капусты, яблок, поинтересовался, что за богадельня стоит на Заведенской улице, кто ее построил, да почему Загородную улицу все называют Миллионной, а сад на ней Немецким… О себе сказал, что приехал по торговым делам, снял комнату у одной мещанки в Стрелецкой слободе. Через день снова пришел уже как знакомый. Потолковал с Екатериной Яковлевной о хозяйстве, ценах на огородные овощи, Анюте задал вопрос, не собирается ли она поступать куда-нибудь учиться, с Семой заговорил о реальном училище, преподавателях, учениках…
Никто из Голубкиных не предполагал тогда, что это и есть один из тех таинственных революционеров, конспираторов, о которых в народе, среди обывателей ходило столько разноречивых, порой нелепых слухов. Народоволец, посланный организацией в провинцию, чтобы узнать о настроениях в кругах интеллигенции, познакомиться с рабочими и мастеровыми, крестьянами, рассказать простым людям правду о положении в стране, об истинных виновниках народных бедствий и страданий. У него была нелегальная литература, брошюры, прокламации.
Он заводил разговор с мужиками-обозниками. Выспрашивал о деревенской жизни, об аренде барской земли, выплате податей, о хлебе, а потом начал читать один из «Листков» «Народной воли», где приводились скрытые правительством данные о неурожае и голоде, говорилось, к чему это может привести. В другой раз Анюта слышала, как молодой человек в очках завел речь о том, что нельзя, мол, сидеть сложа руки и ждать, когда произойдут перемены, что ни царь, ни его министры и сановники не собираются облегчить участь народа и что слухи о раздаче помещичьей земли — пустые толки: помещики, дворяне — опора царя — никогда по собственной воле не расстанутся со своими обширными земельными владениями и угодьями…
Мужики молчали, не перебивали «пропагатора», некоторые поглядывали на него с опаской. Вообще в разговор они вступали неохотно, а если и говорили, то предельно кратко, уклончиво.
Никола, которому сестра рассказала, как их новый знакомый читал подводчикам прокламацию, сказал:
— Ну и дела… Вот если бы господин Оконнишников узнал, что у него под боком происходит. Представляю, что бы с ним было!
Оконнишников служил в то время в Зарайске уездным исправником.
Вскоре народоволец перестал приходить на постоялый двор Голубкиных, исчез и уже больше не появлялся. Наверно, уехал из города, присоединился к своим товарищам, чтобы потом разделить их судьбу: после убийства Александра II 1 марта 1881 года «Народная воля» была разгромлена, а ее участники казнены, брошены в тюремные застенки, отправлены на каторгу и в ссылку…
Пройдет несколько лет, и Анна займется распространением по деревням книжек издательства «Посредник», созданного по инициативе Л. Н. Толстого. С весны 1885 года «Посредник» начал выпускать маленькие дешевые книжечки для народа, ценою от полутора копеек за штуку — рассказы, а также популярную литературу по вопросам медицины, сельского хозяйства, педагогики… И кроме того, цветные, на бумаге, картины. В «Посреднике» печатались произведения Толстого, Островского, Г. Успенского, Лескова, Гаршина, а впоследствии Чехова, Короленко… Книжки выходили с рисунками, иллюстрациями Крамского, Репина, Кившенко, Ярошенко и других известных художников. На обложке — толстовский девиз «Посредника»: «Не в силе бог, а в правде»…
В руках у Анны эти тоненькие издания, предназначенные для фабричных рабочих, ремесленников, крестьян. Грамотный прочитает и, если книжка понравится, то, возможно, захочет рассказать о ней жене и детям, знакомым, соседям или прочитать вслух.
«Кавказский пленник» Толстого… Анюта уже читала этот рассказ. И теперь рассматривает обложку: по ущелью на коне едет абрек в папахе, в черкеске с газырями, а за ним сидит взятый в плен русский офицер, без фуражки, со связанными за спиной руками…
Другая книжка — «Чем люди живы» того же Толстого. Она читает эту незнакомую ей легенду о сапожнике Семене, который с женой Матреной и детьми жил на квартире у мужика, о том, как Семен однажды увидал у часовни нагого человека, прошел сначала мимо, а потом пожалел, вернулся, надел на голого кафтан, обул в валенки и повел к себе… Толстой внушал и поучал: люди должны жить по-человечески, по совести, помогать друг другу.
И вот на следующий день, встав пораньше, Анюта и Сема, взяв по большой пачке перевязанных веревкой книжек «Посредника», выходят из дома на улицу. Решили идти пешком. Ноша не так уж тяжела, чтобы ехать на телеге, на которой они возят капусту…
Оставив позади Облуп, дома и подворья окраины Зарайска, они выходят на полевую дорогу, что протянулась среди наделов желтеющей ржи, гречи и проса. Утро прекрасное, еще нежарко… Анюта в длинной легкой юбке и пестрой кофточке, сшитых мамашей, в платке, повязанном по-деревенски. Не скажешь, что это городская девушка. Навстречу им стражник, низший полицейский чип; поравнявшись, подозрительно косится на них, на связки книжек, которые они несут, но, ничего не сказав, проходит мимо…
Анюта и Сема решают начать с деревни Беспятово, ближайшей к городу. Развязав пачки, они раскладывают свой книжный товар на бревнах, лежащих на улице напротив одной избы. Подходят мужики, бабы, подбегают ребятишки — для них появление офеней в деревне большое событие, словно праздник. Собирается толпа. Завязывается неторопливый и немногословный разговор.
— У нас грамотеев-то мало. Некому читать…
— Но все же есть грамотные? — спрашивает Семен.
— Есть… Вон Васька Корнеев стоит, он у дьячка учился… Поди сюды, Вася. Видишь, книжки люди добрые принесли.
Корнеев, молодой еще мужик, протискивается к бревнам, берет одну из книжек и, послюнявив палец, начинает листать. Полистав, кладет обратно.
— Некогда нам читать. Завтра луг косить…
Кто-то интересуется:
— Какая же цена этих штуковин?
— Полторы копейки… — отвечает Анюта.
— Полторы копейки? Тоже деньги… Две монетки…
— Возьмите, жалеть не будете. У вас дети, они должны вырасти грамотными. А книжки интересные, замечательные…
— Про что?
— Разные… Есть про войну на Кавказе, про сапожника…
— Кто же это придумал?
— Лев Толстой.
— Кто-кто?
— Толстой. Есть такой писатель. Не слыхали?
— Вроде бы нет…
— Я знаю! — раздается голос в толпе. — Это тот граф, что в своем поместье в Тульской губернии живет. Сочинитель…
— Он самый.
— Нам бы пострашней чего, чтоб душа обмирала… Вот бы про черта…
— Про черта нет…
— А может, картинки есть? Чтоб стенку украсить…
— И картинок нет. Но в следующий раз, если достанем, то принесем…
И все же десятка два книжек они в Беспятове продали, часть роздали бесплатно, заходя в избы и дворы. Потом пошли в деревню Гололобово, возле которой их хутор. Ходили они в то лето и в другие деревни — Никитино, Карманово…