А время шло. Понятия «день» и «ночь» утратили свой смысл. Когда нас одолевал сон, мы из кресел перебирались на постель, устроенную с искусственным земным притяжением, и ложась, мы уже не находились в состоянии невесомости, к которому привыкали и мучительно и долго, с Ангелом разговаривали все реже и реже, зато чаще погружались в состояние полусна. Мы понимали: над нами делают какие-то эксперименты. Физически мы чувствовали себя превосходно. Прозрачная стена открывалась не часто и не надолго. Ощущение необъятности Вселенной всегда приводило в трепет и одновременно порождало чувство гордости за дарованную нам судьбу. Ведь мы считали себя «избранниками неба», полномочными представителями землян в Космосе и нисколько не жалели, что нам выпала такая доля. Маша постоянно была в состоянии восторга и все повторяла, что она мечтала о такой участи и что ее мечта сбылась. Ее совсем не огорчала перспектива не вернуться на землю. «Мы не жертвы, — говорила она, давая волю эмоциям. — Пойми, Алешенька, мы миссионеры, и миссия наша особая, исключительная, чрезвычайная. Помнишь, в твоей мастерской, упиваясь нашим счастьем, мы радовались и говорили: мы одни в этом мире. Теперь же мы действительно одни во Вселенной, и я тебя очень люблю». Она была по-прежнему ласкова, нежна и очаровательна, и мы, не стесняясь Ангела, любили друг друга. А мне все же хотелось вернуться на Землю, хотя я не говорил об этом Маше, и был солидарен с ней, разделяя ее восторг. Я постоянно думал о нашей родине, разграбленной, опозоренной и оплеванной бесами, которые там правят свой шабаш. Я даже однажды обратился к Ангелу с просьбой помочь России избавиться от власть придержащих палачей. Ответа не было.
Мы не замечали бега времени. Но вот после долгого молчания мы услышали голос Ангела. Это случилось после того, как Настенька начала капризничать: хочу к бабушке, там мои игрушки, мои книжки. Мы с Машей пытались успокоить ее, рассказывали сказки, читали наизусть детские стихи. Не подействовало. «Вы вернетесь на Землю, и нашу с вами встречу сохраните в тайне, — объявил Ангел. — Но прежде мы научим вас врачевать людей, пробуждая в них внутреннюю, неиспользованную энергию. Вы будете устранять в людях их физические недуги и проповедовать им правду о бесах. И они, исцеленные вами, понесут эту правду и уст в уста своим близким и знакомым, освобождая их от сатанинской лжи. Они станут апостолами Правды и Добра. И однажды к вам придет совершенно здоровый человек, и вы наградите его силой, какую получили от нас, и расскажете ему всю правду о бесах и их дьявольских Протоколах и от нашего имени благословите его возглавить все сущие народы российские на священную битву с бесовским Злом». Когда он умолк, Маша спросила: «А как мы узнаем его?» «По лицу, осеянному чистым светом глаз, излучающих веру, справедливость, честность, неподкупность, правду и добро», — был ответ Ангела.
Меня порадовало предстоящее возвращение на Землю. А Маша, кажется, была немного разочарована, зато Настенька оживилась, повеселела, от хандры ее не осталось и следа.
О времени мы в течение первых месяцев ориентировались по моим часам. Потом, спустя два месяца пребывания во Вселенной, запутались, поскольку не имели при себе ни бумаги, ни карандаша, чтобы вести счет. Интуиция подсказывала нам, что прошел год, а возможно, и больше. Время тянулось очень медленно, особенно после того, как нам сообщили о решении вернуть нас на Землю. Подмывало нетерпение. Огорчало и то, что в последний раз, когда стена становилась на недолгое время прозрачной, мы не обнаруживали нашего родного голубого шара. Только звезды, яркие, холодные и какие-то безучастные. По ним мы определяли, что корабль наш летит. А при закрытой стене создавалось впечатление, что мы стоим на месте, просто висим в небесном пространстве.
Прошел приблизительно месяц в напряженном ожидании. Когда же? — спрашивали мы себя. Неожиданно на нас обрушилось какое-то странное чувство: необъяснимое, все нарастающее беспокойство, переходящее в тревогу. Мы не находили себе места, нервничали, метались из угла у угол. Но удивительно: Настеньку это состояние не коснулось, она была спокойна и даже весела. Наконец, голос Ангела: «Летим к Земле. — И долгая пауза. Затем тот же голос: — На вашу страну надвигается трагедия: бесы и выродки решили пролить русскую кровь. Мы вас посадим после того, как совершится это сатанинское преступление».
Бог мой! Что ж эта такое? Неужели гражданская война? Бесы решили… И выродки… Не народ, не патриоты, а бесы. Значит, власть придержащие, демократы. Вот, оказывается, источник нашей необъяснимой тревоги. Теперь все прояснилось. Выходит ОНИ, то есть Ангелы, могут предсказать события. «А нельзя ли предотвратить преступление, помешать ему свершится?» Я сказал это вслух, глядя на Машу, но вопрос был адресован Ангелу. Он промолчал. Только минут через десять стена сделалась прозрачной, и мы увидели шар земной, окутанный сизым туманом. Смутно вырисовывались очертания материков среди океана. Где-то там, на самом большом материке, пролегла наша родная, многострадальная Россия, растерзанная и оплеванная бесами и выродками. Какую ж еще кровавую пытку придумали они?
Неожиданно за прозрачным бортом корабля поплыли словно в дымке тумана какие-то странные тени, напоминающие человеческие лики. Они, как признаки, совершенно бесплотные, прозрачные наплывали и колыхались. С каждой секундой они становились все гуще, и лики вырисовывались четче. Солдаты, матросы, штатские люди, пожилые и совсем молоденькие, мальчишки. Это было невероятное, я бы сказал жутковатое зрелище, когда мороз по коже. Я видел, как побледнела Маша. А сонмище ликов медленно плыло вдоль корабля, заслоняя собой звезды, и лики с каждым мгновением виделись ярче и четче. И мы с Машей одновременно воскликнули: «Жуков, маршал Жуков!» Да, это его образ проплывал перед нашим изумленным взором среди массы солдат. «Смотри, Пушкин!» — воскликнула Маша. «А рядом Кутузов, — отозвался я и вновь: — А там, похоже, Александр Матросов и еще Якубенко Дмитрий Михеевич, мой генерал!» Были и еще знакомые. Я узнал своего школьного друга Петю Цимбалова, погибшего под Кенигсбергом, Маша увидела свою покойную бабушку. Это видение ошеломляло, бросало в дрожь. Что все это значит? — мысленно спросил я, и в ответ услышал голос Ангела: «Под нами Россия. А здесь обитают души ваших соотечественников. Они возмущены преступными деяниями бесов и выродков и бездействием, слепотой и глупостью своих потомков. Они корят и проклинают вас, хотят пробудить в вас совесть, честь и достоинство». После этих слов прозрачная стена покрылась туманной пеленой и приобрела свой обычный вид. Но какой-то неестественный, неземной, потусторонний гул, печальный и гневный, заполнял все помещение. Мы ощущали его всем своим существом, каждым атомом тела. Казалось, что в этом гуле, как тревожные всплески, как стон, вырываются человеческие голоса и травят наши души. Мы были взволнованы услышанным и увиденным: кровавое побоище на земле и возмущенные души покойников в небесах. Что это — мистика или реальность? Я вспомнил наши разговоры с епископом Хрисанфом о бессмертии души. Владыка на этот счет имел твердые убеждения, у меня же возникали сомнения, я колебался. И вот они — души усопших и погибших в боях за Родину собрались над Россией в ее трагический час предательства и позора и теперь корят и проклинают своих наследников, которые не уберегли наследства, поверили лжецам, позволили себя оскотинить, отдали власть бесам, оборотням, ворам. Мысли мои метались от душ усопших к кровавой бойне там, на Земле, в моей России, к битве, которая должна произойти или, может быть, уже началась.