Похоже, пока что придется терпеть.
Он обошел весь первый этаж. Планировка узкого дома напоминала небольшие оружейные склады в дельте Миссисипи. Здесь была гостиная со столом, превратившимся после пожара в груду оплавленных палок, здесь же стоял каркас дивана, из которого гротескно торчали черные, обугленные пружины. Сгоревший ковер из полиэстера слился с бетонным полом. Следом за гостиной располагалась небольшая кухня. Пендергаст увидел эмалированную плиту с двумя горелками и поцарапанную чугунную раковину. Все ящики и полки были открыты настежь, пол усеивала разбитая посуда, осколки стекла и дешевые оплавившиеся столовые приборы. Дым и огонь оставили устрашающие посмертные узоры на стенах и потолке.
Пендергаст остановился в дверях кухни. Он попытался представить, как его сын Альбан входит в дом и направляется в эту комнату, приветствует свою жену, как между ними происходит обычная беседа, затем они вместе смеются, обсуждая их будущего ребенка, и строят совместные планы на семейную счастливую жизнь.
Образ отказывался формироваться в его голове. Это было невероятно. После минуты или двух он бросил все попытки.
Слишком многое в этой истории казалось лишенным смысла, выбивалось из общей схемы, но разум Пендергаста был недостаточно ясен, чтобы вычленить искаженные детали в рассказе Фабио. Альбан спрятался в фавеле, убил какого-то одиночку и украл его личность — в это Пендергаст еще вполне мог поверить. Затем, тайно вернувшись в Штаты, Альбан привел в действие какой-то план мести, чтобы наказать своего отца — в это верилось с не меньшей легкостью. Чуть позже Альбан устроил переворот и захватил фавелу во имя собственных корыстных целей. Эта деталь звучала правдоподобнее всего.
«Ты должен благодарить за это Альбана...»
Но любящий отец и примерный семьянин? Альбан-Адлер, тайно женившийся на Ангеле Фавел? Этого Пендергаст не мог представить. Не мог он вообразить Альбана и великодушным лидером трущоб, очистившим Город Ангелов от произвола и принесшим сюда эпоху мира и процветания. Конечно же, Альбан обманул Фабио, как он обманул и всех остальных.
В рассказе Фабио была еще одна странность: прежде чем уехать в Америку во второй раз, Альбан собирался остановиться в Швейцарии.
Вспомнив об этом, Пендергаст почувствовал, как по его спине пробежал холодок, несмотря на гнетущую жару разрушенного дома. Ему на ум приходила лишь одна причина, по которой Альбан мог отправиться в Швейцарию. Но как он мог узнать, что его брат Тристрам находится там, в школе-интернате под чужим именем? Пендергаст сразу же отругал себя за самонадеянность — определение местонахождения Тристрама стало бы простой задачей для человека, обладающего талантами Альбана.
...И все же Тристрам был в безопасности. Пендергаст знал это наверняка, потому что, после смерти Альбана, он предпринял дополнительные меры по обеспечению безопасности своего второго сына.
Что творилось в голове Альбана? В чем заключался его план? Ответы — если они вообще существовали — могли лежать в этих развалинах.
Пендергаст вернулся к бетонной лестнице в передней части дома. Она тоже сильно пострадала от пожара: перила ее обвалились, почерневшие ступени зловеще скрипели под ногами.
Второй этаж пребывал в гораздо худшем состоянии, нежели первый. Здесь едкий смрад чувствовался еще сильнее. Часть третьего этажа, пораженная пламенем, рухнула, создав на втором этаже опасные скопления обугленной мебели и обгоревших расщепленных досок. В нескольких местах крыша над головой зияла провалами, в которых виднелись остовы балок, а в вышине проглядывалось голубое бразильское небо. Медленно прокладывая себе путь через завалы, Пендергаст установил, что на втором этаже когда-то было три комнаты: офис (или какой-то исследовательский кабинет), ванная и небольшая спальня, которая — судя по остаткам обоев с довольно милым рисунком и по бортику обгоревшей колыбели, валявшейся в углу — была задумана как детская. Несмотря на обгоревшие стены, разломы и обвалившийся потолок, эта комната была отделана лучше, чем другие.
Спальня Даники — Даники и Альбана — должна была находиться на третьем этаже. От нее, похоже, ничего не осталось. Пендергаст замер в полумраке детской, размышляя. Пока что он решил остановиться на этой комнате.
Здесь, не шевелясь, агент замер и стал ждать. Прошло пять минут, затем десять. Некоторое время спустя Пендергаст — медленно, морщась от боли — лег на пол, прямо на густой слой пепла, сажи и грязи, покрывавший плитку. Он сложил руки на груди и позволил взгляду быстро пробежать по стенам и потолку, прежде чем закрыть глаза и застыть.
Пендергаст был одним из ничтожной кучки практиков эзотерической умственной дисциплины, известной как Чонгг Ран, и лишь одним из двух мастеров, находящихся за пределами Тибета. Благодаря многолетней профессиональной подготовке, обширным исследованиям, почти фанатичной интеллектуальной сосредоточенности и знакомству с другими умственными упражнениями — некоторые он освоил, прочтя «Искусство памяти» Джордано Бруно и «Девять уровней сознания», описанных в редкой брошюре семнадцатого века Александра Карэйма — Пендергаст развил в себе способность погружаться в состояние чистой концентрации. В этом состоянии — совершенно оторванный от физического мира — он мог сопоставлять в своем сознании тысячи разрозненных фактов, наблюдений, предположений и гипотез. Благодаря такому синтезу он мог заново воссоздавать сцены из прошлого и представить себя среди людей минувшего времени в местах, которые давным-давно исчезли. Такие упражнения часто приводили к поразительным выводам, которые нельзя было получить никаким другим способом.
Проблемой в настоящее время стала именно интеллектуальная сосредоточенность, необходимость очистить свой разум, прежде чем продолжить. В нынешнем состоянии Пендергаста это было чрезвычайно трудно.
Перво-наперво он должен был изолировать и ограничить свою боль, одновременно держа свой разум как можно более ясным. Отрешившись от всего, он начал с задачи по математике: интегрирование экспоненты в степени минус «х» в квадрате.
Боль не уходила...
Он перешел на тензорное исчисление, а именно одновременное решение в голове двух задач векторного анализа.
Боль все еще не уходила, продолжая терзать тело, вгрызаясь в каждый сустав.
Необходимо было найти другой подход. Дыша неглубоко и ровно, не открывая глаз, Пендергаст позволил себе признать боль, пронзающую всё его тело. Осторожно, попутно ограждая свой разум от захлестнувшей его агонии, он позволил крошечной, безупречно прекрасной орхидее сформироваться в его воображении. Минуту она плавала в абсолютном мраке, медленно вращаясь. Затем он позволил орхидее неспешно распасться на составные части: лепестки, спинной чашелистик, боковые чашелистики, завязь и выступающую дольку.
Пендергаст сосредоточил свое внимание только на одной детали: лабеллуме — нижнем лепестке цветка — напоминавшем по форме нижнюю губу. Пожелав, чтобы остальная часть цветка исчезла в темноте, он позволил лабеллуму расти и расти, пока тот не заполнил все поле его умственного взора. Он и дальше продолжил расти и расширяться в геометрической прогрессии, и вскоре Пендергаст смог проникнуть в структуру его ферментов, молекул ДНК и электронных оболочек ее атомной сетки. А дальше — еще глубже — он смог разглядеть частицы субатомного уровня. Долгое мгновение он отрешенно наблюдал, как самые глубокие и основополагающие элементы структуры орхидеи движутся по своим странным и непостижимым орбитам. И потом — большим усилием воли — он замедлил весь атомный двигатель цветка, заставив все бесчисленные миллиарды частиц неподвижно зависнуть в черном вакууме своего воображения.
Когда он, наконец, позволил лабеллуму исчезнуть из его сознания, боль ушла.
Сейчас, очистив свой разум, он мысленно покинул несостоявшуюся детскую, спустился по лестнице, прошел через закрытую входную дверь и очутился на улице. Дело было ночью, примерно шесть… возможно, девять месяцев назад.
Вдруг дом, из которого он только что вышел, взорвался пламенем. Горючая жидкость быстро разнесла огонь по третьему этажу, пока Пендергаст — бесплотный, бессильный что-либо сделать, способный лишь наблюдать — смотрел на происходящее. В переулке показались две темные фигуры. Они убегали прочь.
Почти сразу же потрескивание дерева в пламени смешалось с ужасающим звуком женского крика. У дома собралась толпа: беспокойная, кричащая, истерически рыдающая. Несколько мужчин попытались силой открыть запертую дверь при помощи подручных таранов. Им потребовалось не меньше минуты, и к тому времени, как им это удалось, крики прекратились, и третий этаж дома превратился в огненный лабиринт балок и раскаленных потолочных плит. Тем не менее, несколько мужчин — Пендергаст признал в одном из них Фабио — вбежали в дом, быстро сформировав цепочку с ведрами.