Лени. И вам удалось это сделать?
Женщина. Не знаю… Это было так, как будто я впустила в комнату какой-то дух, призрак, которого не надо было впускать. Я почувствовала это в тот же миг. Какую-то двойственность. Со стороны людей с факультета кинематографии. По отношению к вам. А потом, неожиданно, по отношению ко мне. Я это почувствовала. Из-за того, что я выбрала вас.
И я вдруг была поставлена перед новым и более тревожным вопросом. О чем говорит то, что я выбрала вас? И тогда моя любимая подруга Авиа посмотрела на меня сквозь эту почти невидимую вуаль, которая появилась в ее глазах, и сказала: «А зачем тебе писать о ней?». И я вдруг осознала, что моя Авива — еврейка. Кончено, же она еврейка, конечно, но…Я никогда об этом не думала… Но больше всего меня удивило то, что вы сказали раньше. Та беспечная дружба, которой я наслаждалась, когда была студенткой, она вдруг ушла, между нами возник этот необъяснимый водораздел, и многие вещи изменились. В мгновение ока. И они уже никогда не стали такими, какими ни были раньше.
Каким-то образом я ранила ее, назвав ваше имя. Вызвав ваше присутствие. Озвучив свое восхищение вами. Все это я видела в ее глазах, которые говорили — вот еще одна, которую засосала красота и сила.
Пауза.
И я должна была это признать. Я была восхищена вами. Я находила ваши фильмы прекрасными. Я хотела познакомиться с вами.
Долгая пауза…
Лени. Вы сказали, что вы хотели увидеть что-нибудь такое, чего не видели другие.
Женщина. Да.
Лени. Ну и?
Проходит немного времени.
Женщина. Честно?
Пауза.
Я вижу пожилую женщину. Я вижу пожилую женщину, которая станцевала один прекрасный танец. Это был танец с дьяволом, и она получила то, что хотела. Вы стояли рядом с самыми могущественными мужчинами в мире, не как жена, или секретарша, или любовница. Но так, как будто вы были одна из них. И возможно люди правы, если они хотят наказать вас за это. Вы заплатили высокую цену, Лени. Ваша карьера закончилась. А в то же время у других она продолжается. История — не уравниловка. Она не справедлива. Но вы пока еще не расплатились окончательно.
И самое последнее — разве те люди, которые оплатят один ваш танец, разве они имеют право смотреть на меня так, как смотрела Авива? Разве у них есть право смотреть на вас точно так же?
Пауза. Появляется чья-то тень.
Это, наверное, машина, за вами.
Лени ничего не говорит. Она берет сумку, пальто и собирается уходить. Останавливается около стола и неожиданно протягивает руку. Они обмениваются рукопожатием.
(Тихо.) Я надеюсь, что вы найдете то, что искали.
Что-то меняется.
Женщина исчезает. Офис тоже. Мы думали, что тень — это Питер, но это Хайнц..
Лени. Хайнц…
Хайнц. Привет, Лени.
Лени. Почему ты здесь?
Хайнц. Дай, расскажу. (Он усаживает ее рядом с собой). Это был прекрасный день мая. Я был в России. Ты там не была никогда, тебе бы очень понравилось. Я знаю, что ты избегаешь этого, но тебе бы надо туда съездить. Хотя бы один раз, перед тем как ты умрешь.
Тебе захочется снять там фильм. Я тебя знаю, Лени. Ты моментально увидишь, что там есть большие возможности снять драму. Ты представишь себе историю, которая происходит в горах. На Урале. И местное население, конечно же, полюбит тебя. Они будут толпиться вокруг тебя, а ты будешь давать им попробовать посмотреть в окошечко камеры. Я знаю тебя. Ты поймешь их, и ты будешь к ним добра и очаруешь всех. И ты напишешь прекрасный сценарий. И там будут задействованы все. А все местные крестьяне будут у тебя статистами. Некоторые будут играть русских и немцев, а некоторые — американцев и англичан. А снимать будет Блоха. И к последней сцене все будет постепенно раскручиваться. И ты поставишь такой прекрасный свет, что все будут плакать. И не только ты, мама и отец.
А я не буду лежать в какой-то обычной грязной канаве, весь в крови со сломанными костями, как и все остальные. Ты посадишь меня и прислонишь к дереву. К прекрасному дереву. Чтобы я был совсем другой. Чтобы я выделялся. Чтобы я был особенным. Чтобы я прислонился спиной к дереву так, как будто это был самый прекрасный день в мае. Протягивая руки к солнцу. Вбирая его. И ты напишешь в сценарии, что мои глаза открыты, а не закрыты. И что они смотрят на солнце, а не на грязь. Чтобы это было последним, что я видел. Небо. А не моих мертвых товарищей. Моих убитых друзей. И ты снимешь меня на фоне облаков. Чтобы показать меня, увидевшего Бога. Чтобы быть уверенной. Что это мощно, и что это трогает. А не ординарно и банально.
Чтобы люди никогда этого не забыли.
Лени рыдает. Это слезы человека, который сдерживал их годами
Лени. Я сделаю это для тебя.
Хайнц. Я знаю. Прощай, Лени. Auf Weidersehen.
Он ушел. Что-то меняется. Она медленно поворачивается к нам, и мы видим ее такой, какой она была в начале, снова одинокой..
Лени. Я могу закрыть глаза в любом месте и через секунду я увижу, как все разыгрывается передо мной снова. Разыгрывается, как в кино. Кадр за кадром, я вижу, как мир возникает изо льда, как драгоценный камень из глубин земли. И я снова та маленькая девочка. Не какая-то мелодраматическая неказистая невеста, не чья-то любовница, не кинорежиссер. Третьего Рейха. А просто босая девчонка с гор из той истории, которую однажды произошла со мной, когда я была девочкой. Я могу закрыть сейчас глаза, прямо сейчас, как будто я сплю.
Я чувствую, что я как сомнамбула встаю с постели и иду по темным спящим улицам. И гора манит меня, указывает мне сверкающую как стекло тропу, и я начинаю карабкаться вверх. Мои босые ноги быстро и бесшумно движутся по растущим кристаллам льда и снега. Мое тело снова гибкое, и я молча двигаюсь как сильное животное к вершине и к своему секрету, который манит меня. К пещере, к невидимому гроту, запрятанному глубоко в горах. Мои дорогие кристаллы, они сверкают в лунном свете и освещают темноту, как море звезд, как море огоньков, и, на мгновение, в этом холодном голубом свете можно увидеть меня такой, какой я тогда была тогда. До того, как это все случилось. Молодая. Красивая. Целеустремленная.
Ее тон меняется. Теперь она говорит жестко, бескомпромиссно..
А в сценарии я напишу, что мои глаза открыты и смотрят в небо, а не на грязь. А ты посадишь меня напротив камеры, а не у дерева. И ты снимешь меня на фоне облаков, чтобы картинка была ясной, и чтобы было видно, как я поворачиваюсь лицом к Богу, чтобы все знали, что я за все расплатилась. Чтобы все это было мощно и трогательно.
И пусть это будет уроком для всех.
Чтобы люди никогда этого не забыли.
Слышно, как крутится пустая катушка после того, как показ фильма закончился. И ничего больше. И ничего меньше.
Свет гаснет.
Конец