— Ветер не в твоих трубах, а в твоей голове! Там его обуздай!.. А на воле — он хозяин! И сейчас он, а не твоя игрушка надувал паруса!..
Это могло быть похоже на правду. Именно необузданный арктический ветер прекратил экспертизу. Десятиминутная пауза была затишьем перед бурей. Потом налетел шквал.
Несколько дней он беспощадно трепал и перетряхивал больное тело парохода, сорвал с него все паруса, сломал одну мачту, погнул и сбросил нескольких труб, произвел опустошение на палубе.
Комлинского лихорадило. Ему хотелось, убедив себя, убедить всех, что в те десять минут именно его двигатель, а не слабые порывы ветра, надувал паруса и двигал судно. Однако убедить самого себя механику не удавалось. Он не был теперь уверен ни в чем.
Когда стихла буря, пароход, беспомощный, с бездействующим рулем, плыл между скапливавшимися вокруг него льдами несколько дней. Винт не действовал. Топливо было на исходе. Паруса были унесены шквалом, снасти порваны. Наконец, тесно сомкнувшись, льды зажали пароход и понесли его в новое подневольное плавание.
Пять недель льды с убийственной медленностью увлекали с собой пароход. Но Васильков и Жуков каждый день неизменно подтверждали, что они все больше приближаются к земле.
В начале октября льды окончательно остановились. О том, чтобы зимовать на пароходе, не могло быть и речи. До ближайшей земли оставалось, по расчетам Василькова, около ста километров, а до радиостанции Маточкина Шара — сто сорок.
Марин первый стал собираться в дорогу. Он заявил, что пойдет налегке вперед к радиостанции. Никаких возражений и уговоров слушать не хотел.
— Пока вы со своими саночками будете тащиться, я успею дойти и выслать помощь.
Перед отходом Марин снова умудрился удивить товарищей, хотя они достаточно уже привыкли к тому, что сумасбродный летчик непрестанно сеет вокруг себя неожиданности. Марин вздумал вдруг произнести целую прощальную речь. Себя самого он растрогал почти до слез, но слушателям было как-то неловко от всей его тягучей и слащавой церемоний прощания. Себя Марин наградил большим количеством нелестных эпитетов, вроде «изверг», «злодей», «черный предатель»… А товарищей напыщенно величал «великодушными героями», «великими победителями льдов». Потом настойчиво убеждал держаться прямого направления на Маточкин Шар, чтобы облегчить работу экспедиции, которую он вышлет. В заключение Марин обошел всех и у каждого в отдельности просил прощения. Потом спустился на лед, сделал несколько шагов… и вдруг неизвестно отчего рассердился и злобно крикнул оставшимся товарищам:
— А, впрочем, чорт с вами! Хоть прощайте, хоть замерзайте — мне от этого ни тепло, ни холодно!..
Ковров, улыбаясь, посмотрел на товарищей.
— Да… На такого надежда плоха. Дойдет или не дойдет — все равно помощи от него не ждать.
— Это он рассердился за то, что унижался, а распинался перед нами, чтобы выгоднее выставить свою роль благодетеля, — объяснил Бураков.
Через несколько часов впряглись в «лодку-сани» и тронулись в тяжелый путь по льдам. Сзади, уходя, а дымку тумана, медленно таял пароход.
— Эх, сердечный, спасибо, — прочувствованно сказал Деревяшкин, оборачиваясь назад. — Куда тебя теперь занесет?.. А может он еще кому-нибудь службу сослужит!..
Дорога была невыносимо тяжела. Приходилось обходить нагромождения льдов, взбираться обходным путем на крутые льдины, Делая по пять-шесть километров, чтобы продвинуться на один. Лодку не раз втаскивали канатами на ледяные кручи.
Лодку втаскивали на канатах по ледяным кручам.
Очень скоро перестали пользоваться пропеллером, экономя горючее. След Марина потеряли из виду уже через несколько часов.
Через месяц полуобмороженных, истощенных и больных цингой товарищей подобрали в сорока километрах от Маточкина Шара.
Марин все же не обманул — выслал навстречу помощь.
Еще через несколько месяцев Комлинский сидел в кабинете известного ленинградского профессора и говорил об атмосферном двигателе. Профессор внимательно слушал и расспрашивал о подробностях. Комлинскому нравилось его спокойное внимание и отсутствие назойливого любопытства, которое после возвращения из арктической экспедиции он неизменно почти встречал во всех, с кем ему случалось разговаривать.
Беседа затянулась на несколько часов.
— Да, все это очень интересно, — сказал задумчиво профессор. — И знаете, что? Вам надо учиться. Вы упорны, обладаете хорошими комбинаторскими способностями, творческими стремлениями, отличной памятью, золотыми руками. Учитесь, и из вас выйдет великолепный конструктор.