Альбертина молча поднесла руку к горлу.
Не переставая, звонил телефон. Наконец Эстелла сняла трубку.
– Алло… не бросайте трубку, мадам… мадемуазель Леа, вас.
– Да, это я… вызовите врача… Его нет дома? Хорошо, ладно, успокойтесь. Сейчас буду.
Леа объяснила: слушая радио, Камилла почувствовала себя плохо. Горничная перепугана, а врача нет на месте. Надо идти туда.
– Мне пойти с тобой? – осведомилась Альбертина.
– Спасибо, но, право, не стоит. Эстелла, не могли бы вы дать мне чашечку кофе?
Камилла уже пришла в себя, когда пришла Леа.
– Мадемуазель Леа, я так испугалась. Подумала, что мадам умирает.
– Ладно, Жозетта. Лучше помолчите. Вы оставили сообщение врачу?
– Да. Он придет, как только вернется из больницы.
В комнате Камиллы было темно; небольшая лампа слабо освещала лишь уголок постели. Стараясь не наткнуться на мебель, Леа приблизилась. Лицо Камиллы выражало такую боль, что жалость охватила Леа. Нагнувшись, она тихонько прикоснулась ладонью к ледяному лбу.
Открывшая глаза Камилла ее не узнала.
– Молчи. Доктор сейчас будет. Я с тобой. Спи.
Молодая женщина слабо улыбнулась и закрыла глаза.
Леа оставалась в доме до прихода врача, появившегося вскоре после полудня. Выходя из комнаты, он выглядел озабоченным.
– Сейчас в Париже вы – единственная родственница мадам д'Аржила? – спросил он.
Леа чуть было не пустилась в объяснения насчет уз родства между ней и Камиллой, но потом раздумала.
– Да.
– Не скрою, что я встревожен. Этой женщине нужен полный покой. Рассчитываю на вас. Нельзя допустить, чтобы ее волновали.
– По нынешним временам это будет непросто, – с иронией заметила Леа.
– Знаю, знаю, – вздохнул врач, выписывая рецепт. – Но все-таки, насколько возможно, постарайтесь ее уберечь от волнений.
– Попытаюсь, доктор.
– Нужно, чтобы рядом с ней кто-то находился постоянно. Вот адрес сиделки. Позвоните ей от моего имени. Надеюсь, она свободна. Завтра зайду снова. Пока же строго соблюдайте все предписания. Они на рецепте.
Сиделка, мадам Лебретон, овдовевшая еще в войну 14-го года, прибыла к шести вечера и взялась за дело с решительностью, которая Леа не понравилась, но успокоила. Ей была невыносима мысль, что придется провести ночь в квартире Лорана и снова лицезреть слезы Камиллы. Записав ее номер телефона, мадам Лебретон сказала ей, что она может уйти, ни о чем не беспокоясь.
У сестер де Монплейне царил полнейший беспорядок. Лиза намеревалась немедленно двинуться в Монтийяк, тогда как ее сестра настаивала на том, что следует подождать дальнейшего развития событий.
Увидев тетю Лизу в дорожном костюме, со шляпкой набекрень, с прижатым к груди противогазом сидящей на одном из чемоданов, Леа засмеялась. Лиза сердито сказала:
– Всю ночь с места не двинусь.
Альбертина провела Леа в малую гостиную.
– Думаю, нам не удастся заставить ее внять голосу рассудка и придется уехать. К тому же звонили твой отец и мать, настаивая на том, чтобы ты поскорее вернулась домой.
– Я же не могу. Камилла больна, и нет никого, кто за ней бы присмотрел.
– Возьмем ее с собой.
– Ее нельзя тревожить.
– Но я же не могу бросить тебя одну в Париже! И отпустить одну эту безмозглую Лизу!
– Тетушка, это же нелепо. Немцы далеко, и наша армия их сюда не подпустит.
– Наверное, ты права, и мы напрасно беспокоимся. Попытаюсь урезонить Лизу.
Ей помог Франсуа Тавернье, который заехал справиться у Леа о здоровье Камиллы. К той его не допустила сиделка.
Он заверил трясущуюся Лизу, что, пока он в Париже, ей нечего бояться. Она согласилась не уезжать до понедельника, следующего за Троицыным днем, не сомневаясь в том, что Дух Святой осенит командующих вооруженными силами.
– К тому же, мадемуазель, разве мы не находимся под защитой Святой Женевьевы, покровительницы Парижа? Сегодня во второй половине дня большая толпа собралась в соборе Сен-Этьен-дю-Монт. Та же картина в Нотр-Дам, где премьер Поль Рейно в окружении министров-радикалов и епископов молил Святую Деву защитить Францию. В храме Сакре-Кёр на Монмартре на органе исполнили "Марсельезу". Небо с нами, не будем в этом сомневаться.
Франсуа Тавернье говорил так серьезно, что Леа, наверное, обманулась бы, если бы не подмигивание, показавшее, что на самом деле следует думать об этой тираде.
– Вы правы, – сказала успокоенная Лиза. – Бог с нами.
На следующий день к Камилле вернулись силы, а щеки порозовели. По ее просьбе Леа приобрела карту Франции, потому что ей хотелось, как она говорила, точно представлять, где находится Лоран, и наблюдать за продвижением французских войск в Бельгии. Большой холст Макса Эрнста был снят и заменен картой, где с помощью пестрых флажков Леа отмечала позиции французской и немецкой армий.
– К счастью, – сказала Камилла, – он не в армии Жиро, а в Арденнах, недалеко от линии Мажино.
– Франсуа Тавернье утверждает, что именно там находится самое уязвимое место французской обороны.
– Это неправда. Иначе в последние дни не было бы столько увольнительных! – горячо возразила Камилла.
– Мадам д'Аржила, подошло время укола, – войдя без стука, сказала мадам Лебретон. – Вам еще нужно и отдохнуть. Скоро появится доктор и будет недоволен, если найдет вас такой возбужденной.
Будто уличенный в шалости ребенок, Камилла покраснела, пробормотав:
– Вы правы.
– Мне пора идти, надо проверить, не натворила ли тетя Лиза каких-нибудь глупостей. Она так напугана, что способна на все, – поднимаясь, сказала Леа.
– Стоит мне подумать, что вы не уезжаете только из-за меня!
– Не заблуждайся. У меня нет сейчас ни малейшего желания уезжать. Здесь куда забавнее, чем в Лангоне и даже в Бордо.
– Забавнее, забавнее… – проворчала сиделка.
Леа и Камилла с трудом удержались от беззвучного хохота.
– Не забудь завтра захватить газеты.
– Завтра газет не будет. Троицын день, – ответила, поправляя шляпку перед зеркалом, Леа.
– Верно, совсем забыла. Помолюсь, чтобы этих гадких бошей прогнали. Приходи завтра пораньше.
– Договорились. Отдыхай.
Переходя улицу Гренель, Леа, углубившаяся в собственные мысли, толкнула прохожего. Извинившись, она узнала мужчину, посоветовавшего ей купить книгу Селина. Тот тоже ее узнал и, приподняв шляпу, поздоровался.
– Вашей подруге понравилась книга?
– Не знаю, но, похоже, вы посмеялись надо мной, рекомендуя ту книгу.
– Неужели вы так думаете?
– Да. Но это не имеет значения.
– Действительно. Извините, я не представился. Рафаэль Маль.
– Знаю.
Он посмотрел на нее с удивлением, к которому примешивалось беспокойство.
– Может, у нас есть общие друзья?
– Не думаю. Мне надо идти. До свидания, месье.
– Не уходите так, мне хотелось бы снова с вами встретиться. Как вас зовут?
Леа услышала, как отвечает, сама толком не зная, почему:
– Леа Дельмас.
– Ежедневно около часа дня я бываю на террасе кафе "Два болванчика" и был бы рад угостить вас.
Кивнув, Леа молча удалилась.
На Университетской стояла тишина: в квартире никого не было. С тревогой Леа спрашивала себя, не вернулось ли к Лизе страстное желание уехать, захватившее также Альбертину и Эстеллу. Но долго мучиться ей не пришлось – в сопровождении служанки вошли тетушки.
– Если бы ты видела, сколько собралось народу! И какой порыв! Бог не может нас покинуть, – воскликнула Лиза, снимая смешную розовую шляпку с крупным букетом фиалок.
Снимая серый жакет, Альбертина спокойно подтвердила:
– Да, это было волнующе.
– Уверена, эти молитвы и процессии не оставили бошам никаких шансов, – идя на кухню, добавила Эстелла.
– Откуда вы? – спросила Леа.
– Мы пошли в Нотр-Дам, куда на молебен приглашают всех парижан, – поправляя волосы перед одним из венецианских зеркал прихожей, ответила Лиза.