– Месье, это единственное, о чем я молю Бога. Забрав их у меня, Господь лишил меня всего.
– Я не могу вас бросить одну, мадам.
– Надо, надо, месье. Вспомните о двух молодых женщинах, едущих с вами, о ребенке, которого носит одна из них. Они нуждаются в вас. Я уже нет.
– Прошу вас, мадам.
– Не настаивайте.
Франсуа подошел к Леа и Камилле, которую поднял на руки. "Как пушинка", – подумал он. Мягко уложив ее на заднем сиденье, сел за руль.
– Вы едете? – обратился он к Леа, которая продолжала стоять, будучи не в состоянии оторвать взгляда от трех тел.
Не сбросив бомб, пронеслись самолеты.
В Сен-Марсо французские солдаты больше не стреляли. Ворвавшись в Орлеан через Бургундское предместье, немцы не встретили сопротивления. На Мотт-Санген они соорудили въезд на железнодорожный мост, который не был взорван. К четырем часам пополудни первые танки пересекли Луару по железнодорожным путям и присоединились к тем, которым удалось проскочить по мосту Георга V до его взрыва. Несмотря на мужественное сопротивление солдат в орлеанском депо, имевших для обороны моста всего лишь старую уложенную на кирпичи пушку, превосходящие их огневой мощью и численностью немцы вынудили их отступить к улице Дофин, оставив многочисленных убитых, и установили у въезда на мост три небольших орудия.
К пяти часам первые части врага вышли на площадь Круа-Сен-Марсо и на каждом перекрестке установили пулеметы. Несколько растерянных жителей, оставшихся в своих домах, вышли из подвалов и удивленно взирали на солдат-победителей, про которых им долгие месяцы долбили, что те голодают, голы и босы. Женщина неопределенного возраста не удержалась и подошла потрогать сукно на шинели молодого офицера, который вежливо с ней поздоровался:
– Добрый день, мадам.
Ошеломленная женщина расплакалась и побежала, крича:
– Нас обманули!
В то же время французские солдаты вступали в Орлеан через предместье Банньс.
– Будьте начеку, немцы уже здесь.
– Это невозможно, – воскликнул лейтенант. – Они у нас в тылу.
Едва успел он отдать приказ, чтобы солдаты заняли оборонительную позицию, как по бульвару Сент-Эверт стали прибывать моторизованные части противника. После короткой перестрелки французские солдаты сдались. Были убиты лейтенант и двое его подчиненных. Немцы согнали своих пленных во временный, окруженный пулеметами лагерь на Мотт-Санген. Вечером туда доставили новых военнопленных.
Отовсюду доносились стоны раненых, перекличка спасателей, ухала пушка, бушевали пожары, стихал треск французских пулеметов, сбежавшие из приюта Флери сумасшедшие пробирались среди развалин, и от взрывов их смеха дрожь пробирала тех, кто уцелел. Тогда же сбежавшие из тюрем преступники грабили немногие уцелевшие от огня лавки. Больше не было мэра, муниципального совета, покинутый и разрушенный город остался без защиты.
Надвигалась первая ночь долгой оккупации Орлеана.
15
Поздней ночью они проселочными дорогами доехали до деревни Ля Тримуй во Вьенне. В глубине машины бредила Камилла, ее лицо было покрыто холодным потом. На деревенской площади, у реки, прямо на земле спали беженцы. Открылась выходившая на улицу дверь кафе, и оттуда пробился слабый желтый луч света. Заведение было забито народом. Остановив машину, Тавернье вышел. В нос ему ударил запах пива, дыма и грязи.
– Кружку пива, – попросил он усатого хозяина, облокотившись о стойку.
– Не осталось.
– Тогда коньяку.
– То же самое, весь продан.
– А ром?
– Нет ничего. Даже лимонада. Они все выпили.
– А что можете предложить?
– Есть анисовка.
– Сойдет.
Никогда Франсуа Тавернье не пил с таким наслаждением анисовую водку. Заказав еще рюмку, он отнес ее Леа, усевшейся на пороге кафе, у открытой двери. Даже не поблагодарив, она жадно схватила анисовку и выпила.
– Вы не спросили, где найти врача?
– Еще нет. Как она?
Леа только пожала плечами.
Франсуа вернулся в кафе.
– Не подскажете ли адрес врача?
– Никого больше нет. Папаша Винью умер, а тот, кто его заменил, сломал ногу. Надо ехать или в Монморийон или в Блан, там есть больницы.
– Какой город ближе?
– Монморийон. Двенадцать километров.
– Там есть гостиница?
Хозяин расхохотался.
– Гостиница!… Подайте этому месье гостиницу! Их много, но вам не найти даже уголка, где можно приткнуться, даже свободной подстилки. Людей везде, что сельдей в бочке… К тому же неизвестно откуда поступил приказ гражданских дальше Монморийона не пропускать. Там тысяч пятьдесят крутится, словно белки в колесе.
– А в Блане?
– То же самое. Да еще бомбежки. Местный начальник приказал заминировать мост.
– Франсуа, скорее! Камилла умирает!
Возглас Леа оборвал разговор.
– С вами больная?
– Да, беременная женщина.
Не переставая протирать стакан, к ним подошла хозяйка, полная особа с сердитым лицом.
– Может, я смогу вам помочь. Когда будете в Монморийоне, переправьтесь через Старый мост, затем по правую руку найдете улицу Пюи-Корне. Четвертый дом слева – дом моей двоюродной сестры мадам Трийо. Передайте ей, что это я, Люсьена, вас к ней послала. Если будет в состоянии, она вам поможет.
Франсуа Тавернье крепко пожал ей руку.
– Огромное спасибо, мадам.
Она буркнула:
– Не за что, не за что!
Проезд через Монморийон был незабываем. Улицы и площади забиты транспортом. Церкви, а также школа и зал собраний превращены в ночлежки. Немало поблуждав и не встретив никого, кто мог бы показать дорогу, они наконец нашли Старый мост, а затем и узенькую улочку Пюи-Корне.
Леа уже отчаялась достучаться, когда дверь приоткрылась.
– Что это такое? Как можно так поздно беспокоить людей?
– Вы не мадам Трийо? Меня прислала ваша сестра Люсьсна.
Дверь распахнулась.
– Люсьена? Чего она хочет?
– Ничего. Просто она сказала, что, вероятно, вы окажетесь в силах нам помочь. Моя подруга больна.
– Что с ней?
– Она беременна и вот уже много часов в обмороке.
– Бедняжка. Входите.
Франсуа с безжизненной Камиллой на руках прошел в небольшой домик.
– У меня тесновато. Тут еще родственники из Парижа вчера приехали. Осталась только моя комната.
– Но, мадам…
– Пожалуйста, без церемоний. Мы, женщины, обязаны помогать друг другу в подобном положении. Помогите-ка мне сменить простыни.
Вскоре Камиллу уложили в постель мадам Трийо, одев в одну из ночных рубашек доброй женщины.
– Еще не все. Теперь надо отыскать врача. Сейчас они работают без передышки. Сначала загляну к доктору Сулару. Если он еще не вернулся, пойду к доктору Рулану. Человек он строгий, но врач хороший.
Она накинула старенькое пальтишко.
– Я ненадолго. На кухне на плите найдете кофе, в хлебнице есть хлеб. Масла, увы, не осталось. На верхней полке буфета у меня еще есть несколько банок варенья. Откройте одну.
Усевшись за большим кухонным столом, накрытым клеенкой в синюю клетку, Франсуа Тавернье смотрел, как Леа опускает в чашку с кофе третий кусочек намазанного клубничным вареньем хлеба.
Под глазами у нее были круги, выглядела она бледной и усталой.
– А вы не едите? – с набитым ртом спросила она, косясь на его ломоть хлеба.
С улыбкой он пододвинул ломоть к ней.
– Спасибо, – сказала она и быстренько схватила хлеб, словно боясь, что Франсуа вдруг передумает.
Допив последнюю каплю кофе, Леа, наконец-то наевшись, откинулась на спинку стула.
– Я так проголодалась.
– Я заметил, у вас есть все признаки людоедки.
Пробило два. Облокотившись на стол, положив голову на ладони, Леа думала. Что делает она в этом незнакомом доме с умирающей на руках, вдали от тех, кто ее любит? Ее родители наверняка сходят с ума от беспокойства.
– Перестаньте так смотреть на меня.
– Неужели мы не можем хоть ненадолго заключить мир?