Адриан настоял на том, что сам отслужит панихиду, в чем ему помогали Люк и Лоран.
Во время богослужения они забыли обо всем, что их разделяло.
Предупрежденные своими шпионами о том, что двое активно разыскиваемых террористов будут находиться в Верделе, лейтенант Дозе и комиссар Пуансо уже готовились их задержать, когда из Парижа поступил приказ ничего не предпринимать. Люк Дельмас потребовал от своего будущего зятя, подполковника Штрукеля, чтобы тот добился от своего отца запрещения каких-либо акций, пока он будет оставаться в Монтийяке.
Сидя в первом ряду скамей вместе с женщинами семьи, Леа позволила монотонным детским голосам церковного хора убаюкать ее. Она упрекала себя за радость, испытанную при виде Лорана и на мгновение заставившую ее забыть о своей скорби. Накануне, когда тот заключил ее в свои объятия и надолго прижал к себе, ее захлестнуло ощущение покоя и счастья. Из любви к ней он пришел, рискуя жизнью. Столь уверена была Леа в его любви, столь сильное чувство ее переполняло, что она не испытала уколов ревности видя, как вместе с Камиллой он поднимается по лестнице в спальню. Едва вытянувшись на постели, она заснула мертвым сном. А утром ее покоя не нарушило даже счастливое лицо Камиллы.
Мало-помалу она осознавала, что больше ничто не удерживает ее в Монтийяке. Зачем биться за сохранение земли, от которой сам отец отстранился? Лаура только и мечтала о том, чтобы перебраться в город. Продажа поместья позволила бы им приобрести квартиры в Бордо и Париже и жить много лет на широкую ногу. Она могла также сохранить усадьбу, а виноградники сдать в аренду. Ей надо бы посоветоваться с отцом Адрианом и с Лораном. Имеет право голоса и Франсуаза: она старшая и вот уже месяц, как совершеннолетняя. Ничто больше не могло помешать Леа присоединиться к Лорану в его борьбе. Она жила бы рядом с ним, делила опасности совместной борьбы… Не в состоянии молиться, она вставала, опускалась на колени, машинально садилась, вторя действиям присутствующих.
Неожиданно ее сердце забилось сильнее, плечи и затылок будто обдало жаром. Непреодолимое желание оглянуться охватило ее. Она обернулась. Там, в тени, у колонны… У нее возникло глупое ощущение, что сердце сию минуту вырвется у нее из груди. Она отвернулась, глядя только на алтарь. И снова резко обернулась. Нет, это был не призрак. Там стоял Франсуа и смотрел на нее… Почему груди вдруг стали причинять ей такую боль? Почему эта дрожь в паху? Сидевшая рядом Камилла положила ладонь ей на руку. Леа раздраженно высвободилась, опустив голову и закрыв глаза, словно затем, чтобы сдержать нарастающее смятение. В ее мозгу с чрезвычайной быстротой проносились картины самых насыщенных, самых безумных, самых восхитительных, самых страстных мгновений, пережитых ею с тремя мужчинами. Тщетно отгоняла она непристойные видения, возмущенная бесстыдством собственных мыслей перед прахом отца… Служба приближалась к концу.
Утомительный обряд выслушивания соболезнований все продолжался. Под слепящим солнцем люди расходились по крутым дорожкам небольшого кладбища. Леа чувствовала, как по ее спине стекает пот, а платье из плотного черного шелка прилипает к телу. У нее кружилась голова. Вдруг ее потянуло в открытую могилу, захотелось вытянуться в гробу из светлого дуба. Должно быть, в земле прохладно. Она закачалась. Чья-то крепкая рука ее поддержала. Было приятно ощущать, как в нее перетекает чужая сила. Закрыв глаза, она безвольно оперлась на руку этого человека. Она различала вокруг какое-то беспокойное движение, слышала тревожные слова в то время, как ее уводили в тень деревьев у дороги, идущей вдоль кладбища. Голову она опустила на плечо, на которое, ока знала, всегда может без страха опереться.
Как осторожно снял он с нее шляпку с неудобной вуалью, приподнял влажные волосы и расстегнул три верхние пуговицы ее платья! Если бы он сказал ей: "Я увожу вас", она безропотно пошла бы за ним.
– О чем вы задумались?
Выпрямившись, она ответила:
– Об отъезде.
Франсуа Тавернье посмотрел на нее так, будто хотел что-то прочесть в ее душе.
– Зачем вам уезжать?
– Слишком многое напоминает мне о тех, кого здесь больше нет.
– Леа, дайте поработать времени. Я рассчитываю, что и мне оно поможет в моем деле.
– Что это за дело?
– Пока еще слишком рано о нем говорить.
К ним приблизились Камилла, Адриан и Руфь.
– Мы едем домой, Леа. Ты с нами? – спросила Камилла.
Повернувшись затем к Франсуа, она его расцеловала.
– Счастлива снова вас встретить, месье Тавернье.
– Я тоже, мадам д'Аржила. Здравствуйте, мой отец.
– Здравствуйте, Тавернье. Благодарен вам, что вы с нами. Как вы узнали?
– От сестер де Монплейне. Не надеялся застать вас здесь, мой отец. Ни вас, ни месье д'Аржила.
– Тому, что нас не задержали, мы обязаны связям моего брата Люка. Но оставаться здесь дольше было бы неосторожно. Вечером мы уедем.
– Уже! – воскликнула Леа.
– Если пробудем здесь больше, то окажемся в опасности. Сейчас мы возвращаемся в Монтийяк, где мне надо поговорить с Люком и Файяром, чтобы выяснить, как защитить ваши права.
Подошедший Лоран пожал руку Франсуа.
– Счастлив, Тавернье, что могу вас поблагодарить за все, что вы сделали для моей жены. Навсегда останусь вашим должником.
– Не будем преувеличивать. Вы поступили бы так же.
– Конечно, но это не освобождает меня от признательности.
Франсуа Тавернье поклонился, как показалось Леа, не без легкой издевки. Повернувшись к ней, он спросил:
– Вы позволите проводить вас?
– Если угодно.
Опираясь на его руку, Леа спустилась к площадке у церкви, где стояли машины и повозки. Вместе с Адрианом, Камиллой и Лораном она села в "ситроен" Франсуа.
В Монтийяке, во дворе под липами, было приготовлено поминальное угощение. Погруженная в свои мысли Леа оставила Камиллу, свою сестру и Руфь заниматься гостями. Со стаканом в руке она спустилась к террасе.
Двое мужчин вместе наблюдали, как тонкий черный силуэт удаляется по лужайке. Франсуа Тавернье отвернулся первым и подошел к отцу Адриану.
– Отец Дельмас, не согласитесь ли вы показать мне винные погреба?
– С удовольствием, но они очень скромны в сравнении с крупными хозяйствами края.
Двое мужчин подались в сторону выходившей во двор низкой двери.
– Здесь нас не потревожат? – прошептал Франсуа. – Мне надо с вами поговорить.
Леа, спиной прислонившись к ограде террасы, следила взглядом за поездом, вдали пересекавшим Гаронну.
– Камилла беспокоится, что ты осталась здесь одна, – нежно обратился к ней Лоран.
Леа обернулась:
– Так это она тебя прислала? Я бы предпочла, чтобы ты сам пришел. Тебе нечего мне сказать?
– К чему? Давай забудем.
– Почему? Мне стыдиться нечего. Я тебя люблю, ты тоже меня любишь, – сказала она, взяв его под руку и потянув к рощице, где их не было бы видно со двора.
– А я сожалею о том, что произошло. Поступил плохо и по отношению к тебе, и по отношению к Камилле. Не понимаю, что на меня нашло…
– Нашло потому, что, как и я, ты этого хотел. А еще потому, что любишь меня, хотя и восстаешь против этого чувства. Неужели ты не понимаешь? Ты же меня любишь, любишь!
При этих словах она не прекращала его встряхивать. Волосы, собранные в пучок, рассыпались по ее плечам, придав тот дикий, тот безумный вид, против которого он не мог устоять. Его пленяли эти слишком ярко вспыхнувшие глаза, манил полуоткрытый рот, ее руки его оплетали, а прильнувшее к нему тело страстно трепетало. Прекратив неравную борьбу, он поцеловал тянувшиеся к нему губы.
Леа дорога была эта победа, и она стремилась продлить волнение минуты.