— Это, видно, меня судьба с тобой свела, товарищ рабочий… Недослышал я тогда правды твоей. — И он сквозь слезы улыбнулся.
Григорьевцы дольше всего держались на вокзале, но на другой день были выбиты и оттуда. Красные освободили Екатеринослав и погнали врага на запад, прямо на группу Ворошилова. Васька Макогон вернулся через неделю. Он выполнил все, что поручил ему Пархоменко, и даже больше — принес известие, что Нестор Махно застрелил атамана Григорьева. Встретились оба бандитских вожака в селе Сентовое, около Александрии, на сходке. Адъютант Григорьева в присутствии Махно обвинил махновцев в том, что они грабят честных хозяев, кормивших григорьевцев. Махно, вместо объяснения, молча выстрелил в Григорьева. Раненый Григорьев бросился бежать, но Махно добил его второй пулей. Потом пристрелил еще пятерых командиров и шесть рядовых бандитов. Остальные разбежались.
— Так что, товарищ Пархоменко, поминай как звали Григорьева и всю его банду.
— Хорошие вести приносишь, Макогон.
— О, я такой! Ты меня еще к батьке Махно направь. По нем тоже пуля плачет. Слышал, какую он штуку выкинул?
Добровольческая армия генерала Деникина, мечтая о наступлении на Москву, до сих пор не могла пробиться через Донбасс, но на помощь ей пришел Нестор Махно. Он открыл дорогу через занятый им район, и армия Деникина хлынула теперь в эти ворота.
Харьковская партийная организация мобилизовала почти всех коммунистов и всех рабочих, способных носить оружие. Александр Пархоменко, назначенный начальником обороны, беспрерывно бросал навстречу врагу все новые и новые части, но противник был хорошо вооружен, а некоторые из его частей целиком состояли из офицеров, и красные отряды вынуждены были оставить Харьков.
Не переставая сдерживать деникинцев, Пархоменко из разрозненных отрядов сформировал две пешие и одну конную бригаду и прикрыл ими сумское направление. По оперативным сводкам главного командования он видел, как бывшие офицеры ежедневно перебегали к белым. Иногда они сдавали врагу целые роты, даже батальоны, поэтому враг легко ломал линию красного фронта. Бригадами Пархоменко командовали бывшие офицеры царской армии, в свое время проявившие искреннее желание служить в Красной Армии, но теперь Пархоменко и на них не мог положиться. Однажды адъютант принес рапорт комбрига-два и сказал:
— Мне кажется, товарищ начальник, этот человек ненадежен.
Такими подозрениями адъютант уже не впервые смущал Пархоменко, но пока еще ни одно из них не оправдалось. Однако вкрадчивый голос адъютанта подействовал, и на этот раз Пархоменко спросил сердито:
— Чего он хочет, этот комбриг?
— Жалуется, что красноармейцы забрали из его усадьбы книги и граммофон.
— Мои красноармейцы? Где это?
— Под Сумами. Он оскорблен и просит его уволить.
— Просит? Значит, порядочный человек. Прогоним белых, дадим ему не только граммофон, а даже орган и целую библиотеку. А тех, кто таскает барахло, передайте в Особый отдел. Я вижу, комбриг честный человек, а рапорт написал в сердцах. Верните ему и, как положено в таких случаях, извинитесь. Точка!
Вскоре после этого где-то поблизости раздался сильный взрыв. Штабной поезд стоял в это время на станции Сумы, невдалеке от города находился железнодорожный мост, и его нужно было взорвать, чтобы задержать наступление деникинцев. Пархоменко боялся, что не успеют, и теперь, услышав наконец взрыв, довольно потер руки. Однако в окно он увидел какое-то необычное движение на перроне. Ничего не понимая, Пархоменко вышел из вагона. Хотя уже наступила тишина, красноармейцы бежали, вытаращив глаза, явно чем-то перепуганные. На бегу они бросали вещевые мешки, шинели, даже сапоги. Пархоменко схватил за плечи одного красноармейца, который потерял даже сапог.
— Что случилось, куда ты бежишь?
— Адъютант говорит, нас обошли, мост впереди взорвали! — выкрикнул красноармеец, голой пяткой стараясь стянуть и другой сапог. — Говорит, спасайтесь, кто как может…
— Это твоя гармонь? Играй казачка!
Красноармеец, подчиняясь строгому приказу, заиграл непослушными пальцами. Услышав веселый танец, бойцы удивленно оглядывались и, не увидев нигде врага, останавливались в растерянности и виновато поворачивали к своим вагонам. Скоро возле гармониста уже столбом стояла пыль и слышался веселый смех.
После взрыва началась артиллерийская канонада, она становилась все громче и настойчивей. Это удивило и Пархоменко; не подавая виду, он спокойно пошел к вагону, но, очутившись у себя, уже с тревогой взял телефонную трубку. Бой шел на фронте первой бригады. К телефону подошел дежурный.