Мы обступили штурмана, посвечиваем ему фонариком, а он то на карту, то на часы поглядывает.
— Ну, что там у тебя? — крикнул ему командир корабля. — Определил, где находимся?
— Да вроде по курсу идем! — отозвался штурман, но в голосе его нет ни твердости, ни уверенности.
«Завезут нас к чертовой бабушке! — подумал я. — Им-то что? Вышвырнут из самолета и назад повернут. А нам каково будет?»
По времени мы уже давно должны были быть на месте, но попробуй разгляди какие-нибудь ориентиры на земле в такую ненастную ночь. Оставалось только на слово штурману верить. Он то лоб рукой трет, то волосы ерошит и что-то в уме прикидывает.
Вася ему:
— Не лучше ли назад вернуться?
А он сразу в пузырь полез.
— Не указывайте мне. Ваше дело приказ выполнять. Доставим на место, тогда сами собой распоряжайтесь.
Больно упрямый. С таким каши не сваришь. Примолкли мы, только смотрим, как он колдует у своей доски.
Наш радист Федюнин предложил свои услуги: давайте, мол, нашей портативной рацией с командованием свяжемся, но в это время штурман крикнул:
— Приготовиться!
Мы сразу к двери бросились. Штурман еще минуты две выждал, потом скомандовал:
— Пошел!
И мы «пошли» один за другим вниз. Небо уже серело. Явно запоздали мы с высадкой, но особого беспокойства я не испытывал. Главное, все же добрались до места, где, судя по данным нашей разведки, немцев было совсем мало, да и те отсиживались в селах, подальше от лесов и болот.
Приземлились мы на какой-то поляне. Кругом лес. Трава по колено. Все вроде чин по чину. Зарыли мы парашюты в землю, подкрепились малость, а когда совсем посветлело, начали карту рассматривать. Надо искать схожие ориентиры: перекресток проселочных дорог, безымянную речушку с мостом и ветряк на пригорке. Вскоре нашлась речушка, но никакого моста на ней поблизости не было. Наконец и перекресток проселков нашелся, а пригорок с ветряком словно сквозь землю провалился.
— Что-то не то! — сказал я.
А Вася и говорит:
— Давай к какому-нибудь селу путь держать. Узнать надо название окрестных сел, тогда уж можно будет сориентироваться по карте.
— Это как же, расспросами заниматься? — спросил Федюнин.
— Зачем расспросами, — ответил Вася. — Может, где на дорожные указатели наткнемся.
Ну и пошли мы по проселку вдоль лесной опушки.
Вдали слева показалась какая-то деревенька. Как назло, на дороге ни одного указателя. Обычно немцы этих знаков и указателей где надо и не надо натыкают, а тут ни одного. Оторвались мы от леса, вошли в кусты, что на берегу речушки курчавились. И вдруг видим — ковыляет по проселку дед с палкой в руке, седобородый, в полотняной сорочке. Лето, а на ногах у него валенки, на голове высокая овчинная шапка. В нашу сторону идет, вот-вот с нами поравняется.
Я обрадовался такой оказии: наш же ведь, советский дед, не немец. Высовываюсь из кустов и кричу:
— Дедусь, подойди-ка на минутку!
Старик остановился, оторопело глянул в нашу сторону, затем как даст стрекача, только пыль из-под валенок летит.
Вася за ним вдогонку, настиг, схватил за руку, к кустам потянул. И мы с радистом тут как тут подоспели.
— Что же это ты, дедусь, от своих драпаешь? — сказал я деду с укоризной.
Запыхавшийся старик испуганно смотрел на нас, и я подумал, что это не иначе как бывший кулак, раз от нашего брата, советских бойцов, улепетывать вздумал.
— Не бойся, папаша, — сказал я как можно ласковее. — Кто ты и куда идешь?
— Я-то? — переспросил старик и промолвил трясущимися губами: — Известно кто: колхозник. В гостях у дочки был, а теперь домой топаю.
— Больно вы напуганы, дедушка, — сказал Вася. — Видно, нет житья вам в неволе.
Старик промолчал.
«Холуй немецкий, — снова подумал я. — Кому неволя, а ему гитлеровцы, видно, по душе пришлись».
— А что это за село впереди? — спросил Федюнин. — Называется как?