— Эх, яблочко, о цэ дило! — воскликнул, прищелкнув пальцами, Колесов. — У самому сердци Украины побуваемо.
Бодюков взглянул на него удивленно.
— Ты же, Коля, белорус, а украинский знаешь.
Колесов улыбнулся.
— Беларусь и Украина — сэстры ридни. Наши Березина и Десна с Днепром сливаются.
— И я люблю Украину, — заметила Галя. — До чего же песни хорошие там!
— А у меня в Киеве родственники есть, — неожиданно сообщил Рязанов.
«Вот это как нельзя кстати!» — мелькнуло у меня в голове, и я поинтересовался, кто они, его родственники, и сколь близко его родство с ними.
— Тетка родная, — ответил Рязанов, — сестра матери. До замужества и мать моя в Киеве жила. Тетя Клава — учительница, а чем теперь занимается, не знаю.
— Так, может, она эвакуировалась? — вставил Бодюков.
Рязанов пожал плечами.
— Может быть, конечно, и так.
— А как, по-твоему, могла бы она помочь нам? — допытывался я.
— Если осталась там, то поможет, — убежденно заверил Рязанов. — В гражданскую войну петлюровцы расстрелять ее хотели за связь с большевиками, но друзья-подпольщики помогли ей бежать из тюрьмы. Мать рассказывала мне, что тетя Клава одной из первых киевлянок в комсомол вступила.
«На всякий случай будем иметь ее в виду», — решил я.
— Не сомневайся, Валентин Петрович, головой ручаюсь, — продолжал Рязанов. — Я ведь и адрес знаю. Только бы в Киеве она сейчас была…
— Учти, Вася, я буду докладывать об этом полковнику Теплову.
— Докладывайте. Уж кто-кто, а Клавдия Петровна нас не подведет.
Подготовка к операции велась несколько дней. Никто в школе, кроме Теплова, майора Данильцева, начальника особого отдела и, разумеется, моей группы, не знал о ней. На некоторое время, возможно даже длительное, нам предстояло играть роль людей, оставшихся на территории, оккупированной врагом, из-за враждебного отношения к Советской власти. Что и говорить, неприятная роль.
В темную ветреную ночь нас перебросили на самолете в глубокий тыл противника. Район высадки лежал среди лесов и болот, примерно в шестидесяти километрах северо-западнее Киева, между реками Здвиж и Ирпень. Хотя нас снабдили настоящими паспортами со штампами и печатями оккупационных властей, мы старались не попадаться на глаза ни гитлеровцам, ни полицаям, поскольку документы были оформлены на «мертвых душ». На дорогу от места высадки до Киева ушло двое суток. Днем мы отсиживались среди торфяных болот, а по ночам двигались на юго-восток, держась подальше от большаков, проселков и населенных пунктов.
На третий день, утром, смешавшись с сельским людом, который вез на городские рынки всякую снедь, мы вошли в столицу Украины со стороны Беличей, что лежат между железной дорогой Киев — Коростень и шоссе Житомир — Киев.
В кацавейке, широкой юбке, повязанная цветастым платком, и в стоптанных сапожках, Галя ничем не отличалась по внешнему виду от сельских девчат. Колесов, круглолицый, с обросшими колючей щетиной щеками и подбородком, обряженный в телогрейку, высокую баранью шапку и грубошерстные штаны, вобранные в чеботы, смахивал на «дядьку», прибывшего «у мисто дегтю купуваты». Он то и дело завязывал разговоры с селянами и, пересыпая свою речь смешными присказками, чувствовал себя среди собеседников как рыба в воде. Рязанов изображал из себя парубка, искалеченного хворобой, и искусно прихрамывал на левую ногу. Мы с Бодюковым — оба в старых ватниках, полотняных сорочках и дырявых кирзовых сапогах, с небольшими торбами за плечами — походили на сельских жителей, прибывших в город наниматься на работу.
Нам везло. Никто ни на окраине, ни в самом городе нас ни разу не задержал, хотя на улицах встречалось много и полицаев и немцев.
Так вместе с селянами мы очутились на базаре.
— Ну, Вася, иди к тетке, узнавай, в городе ли она, — сказал я Рязанову, — а мы потолкаемся тут, благо что базарный день. Когда вернешься, ищи нас в мясном ряду.
— А вдруг облава случится? — спросил он.
— Тогда будем ждать тебя у Днепра, на Владимирской горке…
Через полтора часа Рязанов вернулся вместе с невысокой полной женщиной в легком сером пальто и темной косынке, из-под которой выбивались тронутые сединой волосы. Подходить к ней сразу всем было рискованно. Поэтому, пока я разговаривал с ней, Бодюков, Колесов и Галя продолжали слоняться от ларька к ларьку в толпе покупателей, а Рязанов, отойдя в сторону, следил за тем, не обратит ли кто подозрительного внимания на меня и на мою собеседницу.
Клавдия Петровна держалась свободно, и в ее больших черных глазах не было ни тревоги, ни страха.