— Тебе все же придется меня выслушать.
Она процедила:
— Так и быть, раз уж ты настаиваешь. Кстати, скажи, сколько времени это длилось у вас с Рафаэлем? Даже после нашей с ним свадьбы? И даже после рождения Джио? А может, и после того, как родились близняшки… До самого того момента, когда ты наконец уехала? Так ведь? Тебе мало было того бардака, что ты устроила для нас троих, тебе Джио теперь подавай! В общем, ты хотела вляпаться в дерьмо — ты это получила.
Она захлюпала носом, достала бумажный платок, высморкалась. Рафаэль, тот всю жизнь с собой носовые платки носит. Она — нет. Миколь продолжала:
— Ты в самом деле думаешь, что я ничего не видела, ничего не замечала? Просто я ждала, что это рано или поздно кончится само, запутается настолько, что невозможно будет продолжать. В сущности, я оказалась права. Ну что, теперь ты довольна? Я могу идти?
Очень тихо, так что Миколь пришлось ко мне наклониться, я сказала:
— Нет. Мы еще не закончили.
— Сколько пафоса!
— Скажи, ты помнишь тот вечер? Разумеется, помнишь, как такое забыть?
— Какой вечер?
— Когда ты объявила, что ждешь ребенка.
— Ну и что?
— Джио родился в конце июня.
— Ну и что из этого?
— Десять месяцев спустя!
— Ах, вот оно что! Ну да, десять. Считать ты умеешь.
— Ты обманула меня, Миколь. И Рафаэля тоже. Ты нам обоим лапшу на уши вешала. “Я беременна, я беременна…” Ты лгала. Ему-то ты что рассказала? Впрочем, мужики — дурачье, не так ли? Они предпочитают не знать, как там все происходит. Тебе крупно повезло, девочка.
— Теперь все это старо как мир. Было, да прошло, Эмма. Быльем поросло.
— А, понятно, значит, тогда еще было не поздно.
— Перестань. Все позади, понимаешь? По-за-ди.
— Вот заладила “позади, позади”. Как будто время может что-то оправдать.
— Просто, так или иначе…
— Что так или иначе? Ты победила? Ты это хочешь сказать?
На этот раз я не стала ее удерживать. Она встала, ничего не ответив, прямая, будто на голове у нее была стопка книг, оделась и, не снимая с лица высокомерной полуулыбки, ушла, не удостоив меня даже взглядом.
Официант, немного обеспокоенный, спросил меня: “С вами все в порядке?” Я кивнула. В глазах у меня стояли слезы. В старых зеркалах отражались горящие люстры. Одна из последних ночей старого года.
Рафаэль тянул целую зиму, прежде чем решился мне позвонить. Мы договорились встретиться в одном из маленьких бистро Люксембургского сада, — в том, что ближе всего к улице Медичи. На этот раз опаздывала я.
Я бежала бегом. Чтобы отдышаться, остановилась около фонтана с Акидом и Галатеей. Мне всегда казалось, что в томно-податливой позе юной девы куда больше жизненной силы, чем в объятиях держащего ее на коленях мужчины. Ее рука на затылке возлюбленного легко играет локоном. Именно эта деталь доказывает, что игру ведет она, а не он. Ускользнув от взгляда циклопа Полифема, я пошла дальше, на этот раз не спеша, туда, где ждал меня Рафаэль.
На воздух были выставлены хромые, ржавые столики. За одним из них сидел Рафаэль и помешивал ложечкой кофе. На каштанах набухли молодые почки, на клумбах буйствовали крокусы. С тех пор как я вернулась в Париж — я теперь жила здесь в ожидании суда, — мне постоянно не хватало зелени и природы, не хватало до крика.
Я прислонилась к заскорузлому стволу и стала рассматривать замысловатые узоры на коре. Люксембургский сад был почти безлюден, кроме Рафаэля, за столиками не было никого. Он сидел, чуть ссутулившись и вытянув ноги, черное пальто распахнуто, под ним — темный костюм без галстука и белая рубашка с расстегнутым воротом, открывавшим шею.
Он вскинул голову, как будто почувствовал, что я недалеко. Вокруг его глаз и рта залегли морщины, но даже резкие складки удивительно ему шли. Он сидел с отсутствующим видом, погруженный в свои мысли. Время от времени водворял на лоб соскальзывающие темные очки. Кудри его по-прежнему были черны, седина посеребрила только виски. В пальцах он крутил пакетик от сахара. Потом посмотрел на часы, запахнул на груди пальто, поежился, устроился поудобней на стуле и заказал еще один кофе. Он рассеянно поглядывал по сторонам. Я была готова к тому, что он вот-вот меня заметит, и тогда мне придется подойти, внятно и членораздельно произнести какие-то слова, изобразить радость, как будто мы — старые друзья, которые просто давно не виделись.