Бассетт говорит, что первая сцена является преддверием к поединку и смерти
Гектора, поэтому она лишена особых происшествий. Поэт, по Бассетту, располагает здесь
материалом большого эмоционального значения, хотя и без драматического элемента.
Только 1/4 всего эпизода дается в виде простого перечисления действия. Описываются
начало и конец, а время [124] преследования замаскировано двумя олимпийскими
сценами. Поэт со своей стороны обобщает: «Каждый раз, как Гектор приближался к
Дарданским воротам, Ахилл обгонял его и гнал в поле» (194-197) или подводит итог: «Так
трижды бежали они вокруг стены» (163 сл.). Разные моменты погони подчеркиваются
шестью разными сравнениями. Одно из них наиболее субъективно во всей поэме – погоня
Ахилла за Гектором сравнивается с погоней одного человека за другим во сне (194-201).
Поэт описывает в настоящем времени источники, у которых гибнет Гектор, и прибавляет
от себя замечание о том, что до прихода ахейцев троянки стирали в них свои одежды (147-
156). Он делает два собственных замечания в связи с погоней: преследуемый герой
благороден, но преследующий его намного сильнее (158); и другое – в этом беге наградой
служило не жертвенное животное или шкура быка, а жизнь Гектора (159-161). Поэт задает
один из интереснейших реторических вопросов: «Как Гектор мог бы уйти от смерти, если
бы Аполлон не дал ему силы?» (203 сл.). Наконец, поэт как бы мимолетно заглядывает в
мысли обоих героев. Гектор надеется, что он сможет заманить Ахилла на расстояние
полета стрелы от стен города (193-196). Ахилл же делает знак грекам не вмешиваться,
чтобы они не отняли у него славу победы над Гектором (205-207). Преследование Гектора
– это одно из главнейших действий в поэме, не переданное через речи, и это вместе с тем
наиболее субъективное повествование Гомера, когда он употребляет
«импрессионистический метод» (Бассетт, стр. 108 сл.).
Второй пример эмоционально-субъективного подхода Гомера к изображаемой им
действительности – это описание щита Ахилла. Является вековой традицией
рассматривать это длиннейшее описание как пример объективного эпоса, чуждого всяких
субъективных настроений и эмоций. Нам кажется, что Бассетт гораздо глубже понял этот
эпизод из XVIII песни «Илиады», увидевши в нем как раз элементы субъективизма, и
эмоциональности. Вот как рассуждает Бассетт.
Сцены на щите Ахилла много раз рассматривались как свидетельства знакомства
Гомера с минойским, финийским и греческим геометрическим искусством X–IX вв.
(например, Дж. Майрс «Кто были Греки», стр. 517-525). Другие ученые, рассматривавшие
описание щита с поэтической стороны (Роте, Финслер, Дреруп), отбрасывали эти
попытки. Бассетт считает, что материалы свидетельствуют в их пользу.
1) В сценах щита много подлинной жизни и движения, которых нет в произведениях
пластического искусства. 2) Поэт подготавливает слушателей к произведению
божественного мастера, описывая вещи из металла, наделенные жизнью (треножники,
меха, фигуры служанок. 3) Нет интереса к техническим деталям, а только показаны орудия
Гефеста. 4) Нет намеков на устройство щита, кроме того, что по его краям течет [125]
Океан. 5) Много сходства между сценами на щите и сравнениями, и сцены эти близко
знакомы аудитории поэта, кроме, может быть, упоминания Дедала. В противовес всей
героике поэмы, по Бассетту, на щите действует обычный народ, толпа, смотрящая на
танцы юношей и девушек зажиточного сословия. Нет нигде упоминания о командующих
обеими армиями, о владельцах стад и виноградников. Жатва начинается с описания
жнецов и кончается их приготовлением к ужину. Сам же басилевс молчалив, недвижим и
не больше, как фигура песенной традиции.
Весь щит исполнен не только поэтической симметрии, но и эмоциональной
симметрии. Гомер предпочитает идти от жизни, приукрашаемой искусством, к простой
человеческой жизни. Здесь мир и война в городах, стада скота и пастухи, и пахари, и
жатва, и сбор винограда, и танцы. Всюду царит дружный труд и веселье, где нет и следа
тяжелой жизни. В других сценах картины природы, полные любви и мира, исполненные
гармонии, которую, может быть, нарушает только танец. Но у Гомера нет симметрии
формальной, и от него нельзя требовать механической гармонии. Танец дополняет
органическое единство всех сцен щита, которые рисуют свет и тень жизни, но с полной
победой света и радости. Мотив в начале щита – веселый и приятный, и в танце Гомер
вновь к нему возвращается. В основе его молодость и ее радости. Это симфония
жизненного восторга, начатая в мирном городе и законченная в танце. Даже критские
элементы в танце только подчеркивают его жизнерадостность, столь любимую и
культивируемую критянами.
Щит – это эпическая гипорхема, 3) вклинивающаяся в действие между двумя
напряженными моментами поэмы. Когда Ахилл узнает о смерти Патрокла, то Антилох
боится, как бы он не покончил с собой (XVIII.32-34). Но когда Фетида приносит оружие
сыну, он наполняется бешенством и глаза его загораются страшным огнем. Ахилл
забывает на мгновение смерть друга (XIX.23), как он забыл ее на мгновение, убив Гектора
(XXII.378-384). Все описание щита Ахилла – это вмешательство поэта, лирически
противопоставляющего восторженную радость живого человека тому горю, от которого
Ахилл молит о смерти и ненависти, желая для себя смерти после убийства Гектора.
Описание щита – это лучший пример из Гомера на введение в объективное повествование
чуждого материала, обогатившего этот рассказ эмоциональным эффектом (Бассетт, стр.
93-99).
3. Обстоятельная деловитость эпоса. Эпический художник не просто объективен. В
том объективном мире, который он изображает, он мог бы вести себя вполне свободно и
капризно, [126] немотивированно переходя с одного предмета на другой. Нет, эпический
художник – совсем другое. Он очень деловито подходит к изображаемой им
действительности.
Например, для изображаемого в «Илиаде» гнева Ахилла, да и для изображения всей
Троянской войны, можно было и не перечислять всех тех кораблей, которые были посланы
греческими городами под Трою. Но вот во II песне «Илиады» имеется т. н. «Каталог
кораблей», т. е. перечисление кораблей, и оно занимает целых 300 стихотворных строк.
Перед последним, сражением Гефест изготавливает для Ахилла его новое оружие.
Изображение одного щита Ахилла занимает в XVIII песни «Илиады» 132 стиха.
Эта деловитость и обстоятельность, конечно, была возможна только благодаря
любовному вниканию во всякие мельчайшие подробности. И это, конечно, одна из самых
существенных сторон эпического стиля, потому что отсутствие интереса ко внутренним
переживаниям личности с необходимостью приводило к бесконечно внимательной и
бесконечно обстоятельной фиксации всего внешнего, все равно, существенно оно было
или несущественно.
4. Живописность и пластика эпоса. Это бесконечное любовное рассматривание
внешних вещей приводило также и к тому, что в этих вещах всегда фиксировалось все
яркое для ощущения и все острое и выразительное для обыкновенного чувственного
восприятия.
а) Свет и солнце. Гомеровский мир полон света, и события в нем разыгрываются
большею частью при ярком солнечном освещении. Солнце и его лучи – это истинная
радость для гомеровского грека. Когда Зевс стал помогать троянцам и напустил мрак на
поле сражения, то Аякс молится Зевсу, чтобы тот разогнал мрак, и если уж им предстоит
умереть, то чтобы умерли они при свете дня (Ил., XVII.644-647). Ахилл, конечно,