и т. д. [146]
В «Илиаде» каждый удар копьем или мечом, каждая рана, каждое выступление, даже
самые чувства, гнев, любовь, радость и пр. – все это вкладывается в человека богами или
отнимается богами. Чуму на ахейцев в I песни посылает Аполлон. Во время ссоры Ахилла
с Агамемноном удерживает Ахилла от драки Афина Паллада. Во II песни мысль о
возвращении на родину, и притом ложную, внушает во сне Агамемнону Зевс. В IV песни
нарушает перемирие троянец Пандар, но делает он это опять-таки по внушению Афины
Паллады (93-103). Читатель ужасается, как это мог Пандар начать стрельбу после только
что заключенного перемирия. Но при этом забывают, что тут было целое постановление
совета богов на Олимпе (I.72).
Когда воины устают и война делается для них нестерпимой, достаточно крика
богини раздора Эриды, чтобы они вновь бросались в сражение со свежими силами (таково
начало XI песни).
Приам и Ахилл в XXIV песни «Илиады» дружелюбно отнеслись друг к другу, и во
имя мира и дружбы Ахилл выдал труп Гектора Приаму для погребения. Однако Ахилла
это заставила сделать его мать, богиня Фетида (137), а Фетида имела для этого прямое
поручение от Зевса (112). Что же касается Приама, то опять-таки Зевс же (145-147) шлет
Ириду к нему с приказанием ехать к Ахиллу для выкупа сына. Сам же Приам даже и
представить себе не мог, как это ему можно было бы поехать во время войны к своему
смертельному врагу Ахиллу. Поскольку Приам стар и слаб и ни в каком случае сам не
может добраться до Ахилла, то Зевс (334-338) приказывает Гермесу его проводить. Таким
образом, вся сцена в палатке Ахилла происходит по воле богов и с их помощью. Люди же
и в мыслях не допускали возможность этого.
д) Зарождение психологического анализа. Строгий эпический стиль едва
уловимыми сдвигами вливается у Гомера в то, что мы назвали свободным или смешанным
стилем. Где же у Гомера этот свободный стиль в изображении душевных движений и как
он соотносится со строгим стилем?
Прежде всего укажем на то, что изображений самопроизвольных человеческих
поступков и чувств у Гомера имеется тоже сколько угодно. Отнюдь не всегда поступки и
чувства вкладываются в людей у Гомера богами и демонами. Когда Ахилл разгневался на
Агамемнона за отнятую у него пленницу, то никакой бог не вкладывал в него этого гнева.
Здесь у Ахилла вполне свободное проявление собственного «я». Когда в IX песни
«Илиады» посольство от Агамемнона увещевает Ахилла сменить свой гнев на милость,
Ахилл продолжает упорствовать, и это упорство тоже не вкладывается в него никаким
богом. Когда он видит в XV песни «Илиады» серьезное поражение греков и когда он тем
самым уже получает полное удовлетворение, он все еще не возвращается к сражению и
только разрешает выступить Патроклу; и здесь тоже не видно ни [147] малейшего
вмешательства богов. Наконец, решив вернуться к бою, он руководствуется
исключительно только чувством мести за убитого друга, и никто из богов не вкладывает в
него этого нового решения.
7. Совмещение у Гомера божественного предопределения и свободной
психологии.
а) Общий тезис.
Однако и в тех случаях, когда поступки и чувства людей вкладываются богами,
Гомер часто изображает это так, что вовсе не получается, будто люди оказывались здесь
простыми марионетками. Конечно, все эти бесконечные убийства и ранения у Гомера
воспринимаются как нечто случайное и извне навязанное человеку. Но интересно то, что
вкладывание поступков и чувств в людей богами часто вовсе не производит механического
впечатления. Чувствуется так, что это не какой-то бог или демон вкладывает в человека
его поступки, но что их повелительно выдвигает вперед само человеческое «я», какая-то
внутренняя и глубочайшая основа этого «я», которую плохо распознают и сами люди и
которую ввиду ее могущества и властности они и называют тем или иным богом, тем или
иным демоном.
Возьмем сцену с Ахиллом и Приамом в палатке Ахилла. Поступки и чувства обоих
героев вложены в них богами. Но с каким искренним чувством относятся они друг к другу,
как просьба одного и удовлетворение этой просьбы другим отвечает их интимнейшей
потребности, и выявляет их глубочайшие и сердечнейшие чувства! Все это производит
такое впечатление, что естественно возникает вопрос: да при чем тут боги? Однако тут
легко допустить ошибку. Такой вопрос сводит Гомера к светской бытовой драме нового
времени. Но Гомер – это строгий эпос общинно-родовой эпохи, в котором боги и демоны,
как наиболее общее в жизни и во всем мире, всецело определяют собой все
индивидуально человеческое. В то же самое время этот строгий эпос имеет здесь
тенденцию к свободному эпосу, в силу чего отдельный человек тоже начинает многое
значить, а вовсе не просто лежит ниц перед богами. Боги вложили в человека чувство
любви; и соответствующий этому чувству поступок оказался интимнейшей потребностью
самого же человека. Судьба предопределяет человека не только на механическое
выполнение ее непонятной воли. Это не есть античное понимание судьбы. В античности
судьба может предопределять человека также и к свободе, как например в сцене с
Ахиллом и Приамом. Все у них предопределено свыше; но предопределено так, чтобы они
вполне свободно и в полном соответствии со своим внутренним «я» принимали те или
другие свои решения и выполняли те или другие намерения.
Это замечательная особенность художественного стиля Гомера, в которой строгий
эпический стиль и свободный эпический стиль слились в одно нераздельное целое,
разделять которое на [148] какие-нибудь несоединимые части означало бы просто не
разбираться в том глубоком явлении истории литературы, которое мы называем
художественным стилем Гомера.
В связи с этим вместо строгого антипсихологизма кое-где у Гомера уже начинают
появляться ростки психологии. Эта психология существует здесь, несмотря на постоянное
присутствие богов или демонов, вкладывающих в человека все его переживания. Конечно,
в пределах эпоса психология никогда не может развиться в качестве вполне свободной и
самостоятельной области. Тем не менее психология у Гомера уже начинается и дает
немалые результаты.
Точно так же на путях психологического прогресса начинают у Гомера зарождаться
новые жанры, кроме эпических.
б) Классификация эпических типов изображения божественной и человеческой
воли. Вопрос о совмещении божественной и человеческой воли у Гомера сложен. Но
именно здесь – один из самых важных ключей к разгадке гомеровского стиля при
изображении богов и героев. Предложим некоторую классификацию типов соотношения
божественной и человеческой воли у Гомера для того, чтобы охватить весь этот
хаотический материал в простейшей форме, что в дальнейшем поведет к лучшему его
пониманию.
Первый тип этого соотношения сводится к тому, что у Гомера указывается
божественная воля, но ничего не говорится о человеческой воле, хотя она тут
подразумевается, имея в виду или другое место текста или весь контекст повествования.
Если говорить о троянской мифологии в ее последовательном развитии, то уже с самого
начала война была предопределена богами; и Приам, обращаясь к Елене, винит не ее в
этой войне, но именно богов (Ил., III.161-165), да и сама она (Од., IV.260-265) обвиняет в