сердца (а Ахилл, как известно, безумствует от горя после смерти Патрокла), тем не менее
слезы эти, оказывается, были вызваны у них Фетидой.
В «Одиссее» (XIX.604) Пенелопа после долгого плача засыпает, и хотя подобного
рода сон был бы естественным сам по себе, тем не менее вложила этот сон в Пенелопу
опять-таки Афина Паллада. Сарпедон и Главк не сражались бы, но так как рядом стоят
Керы14) смерти, то они добровольно вступают в бой (Ил., XII.322-327).
Таким образом, даже в тех случаях, когда божество у Гомера вкладывает в человека
те или иные мысли, чувства или поступки, даже в этих случаях нельзя сказать, что этот
последний является какой-то марионеткой и лишен свободы воли. Он тут вполне активен и
действует так, как сам находит нужным. Свобода человеческой воли не страдает у Гомера
от божественного вмешательства. Но человек действует у Гомера и вопреки божественной
воле; он ей сопротивляется, с ней борется, т. е. свою волю ставит выше божественной
воли. Отсюда вытекает еще два типа соотношения божественной и человеческой воли. В
одном случае действует божество против человека, т. е. против [152] его желаний и воли, в
другом же случае действует человеческая воля против божественной.
д) Четвертый тип. Здесь божественная воля действует вразрез с человеческой
волей и подавляет ее. Не приводя всей массы примеров, имеющихся на этот тип у Гомера,
ограничимся указанием таких универсальных примеров, как постоянная помощь Зевса
троянцам против ахейцев в «Илиаде», как одурачивание Ахилла Аполлоном, убийство им
же Гектора, преследование Одиссея Посейдоном за ослепление сына этого последнего,
Полифема. Ферекл строит корабль для Париса, не зная подлинной воли богов в этом
случае (Ил., V.62-64), женихи буйствуют, не зная, что около них стоит черная Кера и
смерть (Од., II.281-285), бог рассеял ахейцев и принес разные несчастья Одиссею,
согласно его вымышленному рассказу (Од., XIV.240-248) и т. п.
е) Пятый тип. Здесь, наоборот, человеческая воля, находясь в антагонизме с
божественной волей, приводит к борьбе человека с богом, и притом иной раз
небезуспешной. Самыми яркими примерами подобного типа соотношения божественной и
человеческой воли является ранение Диомедом Афродиты и нападение его на Ареса (Ил.,
V), а также его троекратное наступление на Энея, которого защищает Аполлон (Ил., V.431-
444). То же самое делает Патрокл, троекратно наступая на троянцев, причем каждый раз
Аполлон мощно отводит его своей рукой и нападение это прекращается только после
яростного вопля Аполлона (Ил., XVI.698-711). Ахилл тоже далеко не прочь сразиться с
Аполлоном, если бы это было возможно (Ил., XXII.14-20). Одиссей рекомендует Ахиллу
накормить своих воинов перед сражением, так как при пустых желудках одной
божественной помощи будет мало (Ил., XIX.154-159). Здесь самостоятельная
деятельность человека ставится достаточно высоко в сравнении с божественной волей.
ж) Итог. Подводя итог всей предложенной выше классификации эпических типов
взаимоотношения божественной и человеческой воли, следует сказать, что, хотя строгий
эпический стиль и требует постоянного признания того, что все мысли, чувства и
поступки человека внушены ему богами, тем не менее Гомер, отражающий решительно
все эпохи общинно-родового развития, на этой строгой эпической основе разрисовывает
бесконечно разнообразные типы этого взаимоотношения. У Гомера находим и полную
подчиненность человека богам, и гармоническое объединение божественной и
человеческой воли, и грубое, прямое нападение человека на то или иное божество.
Всех этих оттенков такое множество, что ни перечислить их, ни обозначить их как-
нибудь терминологически совершенно не представляется возможным. Для более древнего
и грубого типа [153] этого взаимоотношения, когда божество целиком подавляет человека,
характерны слова Пенелопы к Евриклее (Од., XXIII.11-13).
Мамушка милая. Боги тебе помутили рассудок.
Могут безумным они и очень разумного сделать.
И рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком.
Более поздний период, более классический, когда между божественной и
человеческой волей устанавливается в той или иной форме выраженная гармония,
прекрасно характеризован той же Пенелопой Одиссею в ее словах о сне (Од., XIX.592 сл.).
Это – воля богов. Во всем на земле многодарной
Меру свою положили для смертных бессмертные боги.
Наконец, тот более поздний период, когда уже сам человек устраивает свою жизнь
вопреки судьбе и богам, можно иллюстрировать словами Зевса (Од., I.32-34).
Странно, как люди охотно во всем обвиняют бессмертных.
Зло происходит от нас, утверждают они, но не сами ль
Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством.
Поскольку в поэмах Гомера отражены решительно все периоды общинно-родового
развития, то и подлинно научное решение проблемы божественной и человеческой воли
может быть только историческим. Обычно старались и еще до сих пор стараются дать
какой-то один ответ на этот сложнейший вопрос.
Все имеющиеся у Гомера решения этого вопроса должны распределяться в
соответствии с отраженными у него периодами исторического развития. Поэтому решений
этих много и они противоречивы.
з) Гегель о соотношении богов (или всеобщего) и индивидуумов (или единичного) в
эпосе. Несмотря на идеалистическую основу своей философии и несмотря на постоянный
однотонный схематизм своих построений, Гегель наилучше понял настоящее
взаимоотношение богов и людей у Гомера, замечательным образом избегая всякой
метафизики, позитивизма и формализма, в которые так часто впадают ученые,
обладающие гораздо большей эрудицией. Не будем приводить здесь всех тонкостей и
оттенков, которые Гегель усматривает в эпической поэзии. Хотелось бы только указать на
то центральное ядро в вопросе о взаимоотношении богов и людей, которое выше было
демонстрировано при помощи текстов Гомера.
Гегель пишет:15)
«Подлинно поэтическое, идеальное отношение между богами и людьми состоит в их
тождестве, которое должно проглядывать еще и в тех случаях, когда всеобщие силы
действующих лиц и их страстей противопоставляются как самостоятельные и свободные
от этих лиц. Все приписываемое богам [154] должно именно скоро оказаться вместе с тем
собственной внутренней сущностью индивидуумов, так что, следовательно, с одной
стороны, господствующие силы представляются индивидуализированными,
самостоятельными. Но, с другой стороны, это внешнее человеку оказывается тем, что
имманентно его духу и характеру. Поэтому остается делом художника примирить различие
этих двух аспектов и соединить их тонкими звеньями. Он должен сделать заметным для
нас, что поступки действующих лиц коренятся во внутренних человеческих
переживаниях, но вместе с тем он в такой же мере должен выявить и сделать наглядным в
виде индивидуализированных образов то всеобщее и существенное, сила которого
обнаруживается в этих поступках. Душевная жизнь человека должна открываться в богах,
представляющих собою самостоятельные всеобщие воплощения того, что действует и
властвует в его внутренней жизни. Ибо только тогда боги представляют собою вместе с
тем богов его собственного сердца и страсти последнего».