24 января 2005 года. Когда я приехал, он уже лежал мертвый на кафельном полу. Напряженные карабинеры сновали туда-сюда перед салоном сотовой связи, где произошло покушение. Очередное. «В день по мертвецу — это уже традиция Неаполя», — нервно бормочет проходящий мимо парень. Останавливается, снимает шляпу, хотя трупу это безразлично, и идет дальше. Киллеры вошли в магазин, держа наготове пистолеты. Сразу было ясно, что их цель — не ограбление, а убийство, наказание. Аттилио попытался укрыться за прилавком. Он прекрасно осознавал бесполезность этого действия, но все равно не терял надежды, показывал, что безоружен, что не имеет никакого отношения к происходящему, что не сделал ничего плохого. Он наверняка понимал: за ним пришли солдаты каморры, участники развязанной Ди Лауро войны. В него разрядили несколько обойм и, выполнив задание, спокойно удалились, так спокойно, поговаривают, будто купили мобильный телефон, а не человека убили. Аттилио Романб лежит на полу. Вокруг кровь. Кажется, будто душа вытекла через многочисленные пулевые отверстия на его теле. Когда видишь кругом столько крови, начинаешь ощупывать себя, проверяя, не ранен ли ты, нет ли в той крови доли твоей, входишь в состояние психотической тревоги, пытаешься убедить самого себя в отсутствии ран, а то вдруг ты не заметил, как они оказались на твоем теле. Да еще и сложно поверить, что в человеке может быть так много крови, ты уверен, что в тебе ее гораздо меньше. Одной убежденности в сохранности твоей крови недостаточно: чьим бы ни было это кровоизлияние, ты будешь чувствовать себя таким же опустошенным. Ты сам становишься кровоизлиянием, чувствуешь, как отнимаются ноги, заплетается язык, руки погружаются в тягучее озеро, и мечтаешь, чтобы кто-нибудь посмотрел тебе в глаза, глубоко-глубоко, и определил бы стадию анемии. Ты бы хотел остановить санитара и попросить сделать тебе внутривенное вливание, хотел бы, чтобы ком не стоял в горле, и тогда можно было бы съесть бифштекс, если удержать рвотные позывы. Надо закрыть глаза и не дышать. Запах запекшейся крови, пропитавший, должно быть, и штукатурку, отдает ржавчиной. Надо выйти, вдохнуть свежий воздух раньше, чем кровь засыплют опилками — от этой смеси идет такая вонь, что справиться с тошнотой совершенно невозможным.
До сих пор не пойму, почему мне когда-то пришла в голову мысль посетить место преступления. В одном уверен: не так важно систематизировать уже случившееся, воссоздавать страшную драму произошедшего. Нет никакого толку от разглядывания нарисованных мелом кружочков на полу, отмечающих места падения гильз, они напоминают детский бильярд. Наоборот, надо выяснить, осталось ли что-нибудь. Чем-то подобным я и занимаюсь. Пытаюсь отыскать хоть тень человечности, есть, быть может, тропка, лаз, прорытый червем бытия, который способен стать решением, ответом, наделить происходящее смыслом.
Тело Аттилио все еще лежит на полу, когда появляются его родственники. Две женщины, возможно мать и жена, точно не знаю. Идут, крепко прижавшись и поддерживая друг друга, плечом к плечу, как приклеенные. Они одни еще надеются на то, чего быть не может, хоть и прекрасно всё понимают. Женщины неразделимы, они опираются друг на друга, готовясь оказаться лицом к лицу с горем. В такие моменты, когда жены и матери приближаются медленными шагами к изрешеченному пулями телу, чувствуется иррациональная, безумная, наивная до глупости вера в силу человеческого желания. Люди надеются, надеются, всё надеются, что где-то допустили ошибку, «сарафанное радио» дало сбой, сержант карабинеров что-то не так понял и сделанное им заявление об убийстве не имеет под собой никаких реальных оснований. Будто упрямая вера во что-то может изменить ход событий. Кровяное давление надежды достигает в такой момент своего абсолютного максимума, забывая о существовании минимального значения. Но ничего нельзя изменить. Вся тяжесть жизни отражается в этих стонах и плаче. Тело Аттилио лежит на полу. Он работал продавцом в салоне сотовой связи и подрабатывал в call-центре. Его жену звали Наталия, детей еще не было. Может, из-за отсутствия времени на ребенка, может, из-за нехватки средств на его содержание, или же они просто хотели вырастить его подальше от этого места. Дни проходили за работой, и, когда появилась возможность и нашлись деньги, Аттилио подумал, не стать ли ему акционером магазина, в котором впоследствии его и настигнет смерть. Другой акционер приходился дальним родственником боссу Баколи по фамилии Парьянте, тот большой начальник из команды Ди Лауро, один из тех, кто выступил против главы клана. Аттилио не знает или же недооценивает партнера по бизнесу и полностью ему доверяет, как человеку, живущему своим трудом и работающему не покладая рук. Здесь судьба решается вне зависимости от твоего желания, работа является привилегией, если ты чего-то достиг, то вцепляешься в это мертвой хваткой и не отпускаешь, веря, что вытянул выигрышный билет и фортуна к тебе благосклонна, даже если работать приходится по тринадцать часов в день, свободного времени остается только полвоскресенья, а зарплаты в тысячу евро еле-еле хватает на выплату по кредиту. В общем, если есть работа, то надо быть благодарным и не задавать слишком много вопросов себе и судьбе.