— Посмотри на них. Вот кто на самом деле главный. Они решают все! Некоторые имеют власть над словами, а некоторые — над делами. Ты должен распознавать тех, кто вершит дела, и делать вид, что доверяешь тем, кто властен над словами. Но в глубине души ты должен знать правду. На самом деле главный тот, кто вершит дела.
Вершители дел, как называл их мой отец, сидели за столом. Они уже давно решили судьбу этой земли. Сидели все вместе, улыбались. Потом они постепенно разругаются друг с другом, оставив за собой тысячи трупов, как идеограммы своих финансовых инвестиций. Боссы знали, как загладить вину за то, что их обслужили первыми, — заказывали обеды для всех присутствующих. Но только перед самым уходом, чтобы не выслушивать льстивые благодарности. Бесплатный обед получили все, кроме двоих. Кроме профессора Яннотто и его жены. Они не поздоровались с мафиози, и те не стали предлагать им обед. Но передали через официанта бутылку лимончелло в подарок. Каждый каморрист знает, что нельзя обходить вниманием явных врагов, потому что явный враг ценнее тайного. Отец в качестве отрицательного примера всегда приводил мне профессора Яннотто. Они вместе учились в школе. Профессор жил в съемной квартире, был исключен из партии, не имел детей, плохо одевался и ходил всегда злой. Он преподавал в лицее, и я помню, как он вечно ругался с родителями учеников, которые просили посоветовать какого-нибудь знакомого учителя, чтобы «подтянуть» их детей. Отец считал, что Яннотто обречен. Ходячий труп.
— Как по-твоему, кто распоряжается человеческой жизнью: философ или врач?
— Врач!
— Молодец. Врач. Потому что человеческие жизни находятся в его руках. Он решает, спасать или нет. Только так творится добро — когда у тебя есть возможность сделать зло. В противном случае ты неудачник, посмешище и ни чего не решаешь. Ты можешь решить делать только добро, но оно получится ущербным, ненастоящим. Настоящее добро — это сознательный выбор между добром и злом.
Я молчал в ответ. Мне никогда не удавалось понять, что именно он хотел объяснить мне. Да и сейчас не понимаю до конца. Возможно, еще и поэтому я пошел на философский факультет, чтобы ничего не решать за других. Мой отец в 80-е служил медиком на машинах «скорой помощи». Четыреста трупов в год. Он работал там, где убивали и по пять человек за день. Приезжал по вызову, раненый лежал на земле, но до приезда полиции забирать его было нельзя, потому что, услышав вой сирены, киллеры возвращались, преследовали их машину, блокировали ее, врывались внутрь и завершали начатое. Такое случалось не раз, поэтому и врачи, и санитары знали, что надо стоять перед раненым и ждать, не вернется ли киллер, чтобы добить жертву. Однажды отец приехал в Джулиано — между Неаполем и Казертой, где хозяйничала семья Маллардо. Парню было восемнадцать лет, если не меньше. Ему стреляли в грудь, но пуля попала в ребро. «Скорая» приехала моментально. Она была неподалеку. Раненый хрипел, кричал, истекал кровью. Отец положил его в машину. Санитары были в ужасе. Они пытались отговорить отца: очевидно, что убийцы стреляли не целясь и их кто-то спугнул, но они обязательно должны вернуться. Санитары еще надеялись убедить отца: «Давай подождем. Они вернутся, закончат свое дело, и мы его увезем».
Отец не мог смириться. Всему свое время, даже смерти. Восемнадцать лет — явно неподходящее для нее время, пусть речь и идет о члене каморры. Он погрузил парнишку в машину, отвез в больницу и тем самым спас ему жизнь. Ночью в дом моего отца пришли киллеры, те, которые не смогли прицелиться как следует. Меня там не было, я жил с матерью. Но я столько раз слышал эту историю, обрываемую всегда на одном и том же месте, что мне уже кажется, будто я сам там был и принимал участие в происходящем — настолько хорошо все это знаю. Думаю, отца избили до полусмерти, потому что он потом около двух месяцев не показывался на людях. Потом еще четыре месяца не смел смотреть никому в глаза. Сделать свой выбор и спасти того, кто должен умереть, — значит разделить его судьбу, потому что желание обычного человека не способно ничего изменить. Разобраться с проблемой не помогут ни принятое тобой решение, ни осознание происходящего или долгие размышления — не они придают тебе уверенность в том, что твои поступки единственно верные. Что бы тебе ни пришлось делать, обязательно найдется причина, по которой это будет неправильно. Вот оно, настоящее одиночество.