«Мой агент», — называл его Дарвин. Но агент далеко не всегда и не во всем соглашался с Дарвином. Гексли неоднократно упрекал Дарвина за его утверждение, что природа не делает скачков.
«Скачки есть, — писал он Дарвину, — и вы напрасно создаете себе затруднения, настаивая на том, что их нет».
Годы показали, что Гексли был прав.
Изучая ископаемых, Гексли, понятно, изучал и их черепа. Это привело его к «позвоночной теории черепа», той самой, которую когда-то придумал Гёте и которую так прилежно разработал Оуэн. Знаменитый ученый, Оуэн не был поэтом и свои мысли излагал очень сухо и четко. Он так разработал туманную теорию Гёте, что она нашла много приверженцев.
Гексли эта теория сразу не понравилась.
— Да это чистейшей воды чепуха! — заявил он со свойственной ему откровенностью, чем жестоко оскорбил Оуэна. — Какие там позвонки!
И Гексли принялся разбирать эту теорию по всем пунктам. Он перещеголял Оуэна в остроумии догадок и в толковании фактов, пустил в ход новейшие наблюдения над развитием черепа у зародышей, подбавил в качестве тяжелой артиллерии динозавров, глиптодонтов и чудовищных ископаемых рыб. На время он превратился в нечто вроде могильщика: прилежно копал могилу для теории Оуэна, беря вместо лопаты то одно, то другое животное. И он выкопал-таки эту могилку и уложил в нее теорию Оуэна о позвоночном происхождении черепа.
— Человек! Почему вы молчите о человеке? — приставал он к Дарвину.
— Моя теория вызывает и так слишком много нападок, — отвечал тот.
— Ну и что же? Вы боитесь сказать последнее слово? Так его скажу я.
И снова разгорелся спор с Оуэном.
Еще раньше, до появления книги Дарвина, Оуэн предложил новую классификацию млекопитающих. В ней он противопоставил человека всем остальным млекопитающим, выделив его в особый подкласс «высшеголовых». Когда-то Линней соединял человека с обезьянами, выделив их всех в особый отряд «приматов». Кювье создал для человека особый порядок — «двуруких». Оуэн перещеголял обоих. Свою новую классификацию он основывал на строении мозга и на исключительно высоком развитии психики человека.
Томас Гексли (1825–1895).
С такой классификацией Гексли согласиться не мог. Он изучил все работы, посвященные анатомии мозга человека и обезьян, и оказалось, что указанные Оуэном особенности строения мозга человека встречаются и у человекообразных обезьян, а иногда даже у обезьян низших.
Гексли начал писать статьи, читать лекции, опубликовал несколько сравнительно-анатомических работ. И всюду проводилась мысль: человек ничем особо существенным от человекообразных обезьян не отличается.
— Даже строение мозга человека и обезьян не служит резкой границей между ними, — настаивал он. — Никаких резких границ между психикой человека и психикой животных провести нельзя. Одно незаметно переходит в другое.
Он грубо ошибался, этот умный спорщик и знающий натуралист: между психикой животных и психикой человека есть огромная разница, и граница предельно резка. Но… в те времена этой разницы и границы не знали, не знали даже намеков на нее. А потом: Гексли так хотелось развенчать божественную природу человека, что он изо всех сил старался доказать, что человек — животное, что он такой же «объект природы», как и обезьяны, и ничего больше.
Два года газеты и журналы Англии были заняты этим спором. И, конечно, «Понч» не упустил случая. Появилась картинка, изображающая гориллу, с надписью: «Разве я не человек и брат?», а под ней стишок, воспевающий спор двух ученых.
Гексли читал лекции о человеке, писал и доказывал, что зачатки чувств и разума можно найти и у более низкоорганизованных животных, что они свойственны не только человеку. Доказать животную природу человека, убедить в этом читателей и слушателей ему очень хотелось.
— Человек — высшая ступень животного, и ничего больше!
Даже Дарвин удивлялся его смелости, а про Уоллеса и говорить нечего: этот только морщился, когда слышал разговоры о животном происхождении человека.
— Нет, дорогой мой, — говорил он. — Дух-то человеческий вы уж оставьте в покое. Он не от обезьяны.
— Не оставлю! — горячился Гексли. — Человек — это очень высокоорганизованное животное, и только. Его разум — высшая степень развития зачатков умственной деятельности обезьян. Никакого божественного духа! Никакой высшей силы… Душа? Покажите мне ее.