«Это не работа, а развлечение», — сказал бы он.
Еще когда-то давно, в Кенигсберге, Бэр заинтересовался наукой, носящей звучное, но малопонятное для непосвященного название — «краниология». И вот теперь, на старости лет, он увлекся этой наукой.
Краниология — наука о черепе. Изучая человеческие черепа, Бэр узнал, к своему огорчению, что никаких правил для измерения нет: всякий исследователь измерял черепа на свой лад. Еще в Кенигсберге Бэр собирался заняться этим очень важным вопросом — правилами измерения черепов, — но тогда ему не пришлось закончить эту работу. Теперь он снова взялся за нее.
Составлять правила измерения черепов на свой риск Бэр не захотел: поехал за границу переговорить об этом с тамошними учеными.
Он много говорил, еще больше слушал, но ни до чего определенного ученые так и не договорились. Всякий считал свой способ измерения черепов наилучшим.
— Хорошо же! — сказал Бэр. — Я помирю вас всех. Я предлагаю измерять черепа в английских дюймах.
При этом он предложил и подробнейший план измерения черепов.
Карл Бэр (1792–1876).
— Его можно было бы назвать «Линнеем краниологии», — восхитился один из ученых.
В те времена каждая наука еще продолжала искать своих «Линнеев».
— Я — Бэр, а не Линней! — с достоинством ответил Бэр, не понявший комплимента.
Он был уже стариком, когда появилась книга Дарвина. Прочитал ее, поставил на полку, но ничего не сказал.
Прошел год, другой, со всех сторон неслись крики: «Дарвин! Дарвин!» Бэр молчал.
— Что он скажет? — интересовались любопытные и никак не могли угадать позиции, которую займет Бэр.
— Он будет «против»! — утверждал один. — Ведь он поклонник теории типов Кювье.
— Он будет «за», — горячился другой. — Ведь из его исследований над развитием зародышей ясно вытекает, что все изменяется.
А Бэр молчал.
Наконец нетерпение так охватило спорщиков, что они, забыв все правила приличия, стали самым назойливым образом приставать к Бэру. Старик мало порадовал поклонников Дарвина, не доставил особого удовольствия и его противникам. Он остался сидеть меж двух стульев.
— Конечно, изменения возможны, — тянул он, — но они возможны только в ограниченных размерах. Кроме того, они вовсе не случайны, как полагает Дарвин, а строго закономерны. Весь план развития предопределен заранее…
— Что я вам говорил? — обрадовался противник Дарвина.
— Но все же изменения бывают, — продолжал Бэр. — Да, бывают… Только тут не одна внешняя среда играет роль, но и внутренние причины… Развитие идет под их влиянием — оно направляет…
— Ага! — не утерпел сторонник Дарвина.
— И все же эта теория ничего не объясняет, — охладил его пыл Бэр. — Ничего не объясняет… Что главное в этой теории? Борьба за существование и естественный отбор. Изменчивость, эволюция… Об этом мы давно слышали. Вот отбор — новость. Только… нет, не признаю я этого отбора…
Бэр видел много зародышей. Он видел, что зародыши разных животных в начале развития очень схожи друг с другом и допускал эволюцию, но лишь внутри типов. Каждый тип оставался чем-то обособленным, да и внутритиповая эволюция понималась им как-то на свой лад. Бэр не был противником эволюционного учения, он сам указывал, что животные изменчивы, что виды не есть нечто нерушимое. Но теорию естественного отбора не принял. Не став врагом Дарвина, Бэр не сделался сторонником дарвинизма.
— Я был прав! — кричал один из спорщиков.
— Нет, я! — доказывал другой.
«Мы присуждаем премию Кювье Бэру, блистательно подтвердившему своими сорокалетними изысканиями теорию типов нашего великого зоолога», — прочитали спорщики в 1866 году отзыв Парижской Академии наук.
— Сама Парижская Академия считает его сторонником Кювье! — торжествовали противники учения Дарвина.
— Просто им некому было больше премию дать, — не унимались защитники Дарвина. — Парижская Академия… Хорош авторитет…
Впрочем, трудно было и требовать от Бэра, чтобы он изменил на старости лет тем взглядам, которых придерживался издавна: изменчивость «по плану», умеренная эволюция в пределах «типа».
Он умер в 1876 году, 84-летним стариком. Свои последние годы он доживал в Дерпте, полуслепой. Он не мог уже смотреть в микроскоп, не мог измерять черепа, но работать не перестал. Теперь Бэр занялся писательской деятельностью. Старик диктовал, а писец скрипел пером. Так появилась книга «Значение Петра Великого в изучении географии», а позже он занялся расследованием истории знаменитого Одиссея.