- Никуда я с вами не пойду. Хоть вы меня на месте пристрелите, а только из дому я и шагу не сделаю, - тупо уперлась Любаня.
- Но ты же не хочешь, чтобы вся деревня видела, как мы тебя выносим?
- А мне плевать, теперь мне на все плевать. Хотите - несите, хотите стреляйте, воля ваша, но слово я свое сказала.
- Это куда вы ее нести собираетесь? - сунула нос бабуля. - Уж не в ЗАГС ли? Так чего же ты, дуреха, отказываешься?
- В ЗАГС! Держи карман шире. В тюрягу они хотят меня закатать, маманя.
- Господи! Да за что ж ее в тюрягу-то! - возмутилась маманя.
- За то, что она удушила Ольгу Арбузову, - из-за ее спины торжественно изрек Ухов. - За то, что она присвоила золото вашего брата Петра Геннадьевича Арбузова.
- Что ты такое мелешь, обезьяна ты бесхвостая, - не на шутку разошлась старуха. - Мы этого Петьку уже сто лет как не видели, чтоб он в гробу перевернулся.
- Мамань, это правда, я Ольгу удавила. Я не хотела, но так получилось, - отрешенно глядя в пол, призналась Любаня. - И золото я у них забрала. Оно у меня под кроватью, на дне сундучка лежит. Прости меня, маманя, не от жадности я, а от обиды. Обидела меня Ольга сильно, вот я и отомстила... Ну не молчи... Чего молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Мамка, мне самой противно, а что теперь поделаешь? Ну скажи, что мне делать? Я уж вся исказилась, да только сделанного уже не воротишь. Золото-то я Верке отдам, а Ольгу уже не вернешь. Мамочка, не молчи, скажи хоть словечко.
- Ты сама его сказала, - жестко ответила старуха и скрылась в избе.
Плетями опустив избитые работой руки, Любаня беспомощно смотрела на нас, и по ее обветренным щекам катились крупные прозрачные слезы.
- Господи, да что же я наделала? - с надрывом и как-то по-детски спросила она меня. - Сама себе крест выстроила. Погодите, я сейчас вынесу вам все то, что я взяла, а потом уж везите меня куда надо и делайте со мной все, что хотите.
- Ну, вот так-то будет лучше. - Закуривая предложенную Максом сигарету, я вышел на крыльцо, чтобы хоть как-то сбросить с себя тяжелую хмарь, вдруг навалившуюся на мои плечи. Чертовски трудная эта работа - приносить в дом и без того обездоленных людей несчастье.
- Что, Иваныч, не по себе? - положил мне на плечо свою тяжелую руку Макс. - Мне тоже скверно, а что поделаешь, жизнь такая. Пойдем к машине, выпьем по глотку, а то совсем раскиснем.
Молча выпив, мы снова закурили. Каждый думал о своем, и, возможно, об одном и том же. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Макс с тревогой заметил:
- Что-то долго нет нашей Любани.
- Оставь, наверное, с матерью прощается, прощения у нее просит. Эх, и за каким чертом мы довели все это дело до конца. Оказывается, иногда полезно, а может, и правильно останавливаться на полпути.
- А вот и мамаша! - заметив старуху, тяжело спускающуюся по ступеням крыльца, воскликнул он. - Что это она там несет?
- Это вам, - протягивая тяжелый тряпичный мешочек, проскрипела она. Здесь золото. Передадите Верке или еще куда... Не знаю, прощайте.
- Э-э-э, так дело не пойдет, - преградил ей путь Ухов. - А где же Любаня?
- Нету больше Любани, - строго посмотрела на нас бабка, и вдруг по морщинистым ее щекам покатились слезы. - Повесилась Любаня... И зачем вы только приехали?..
Всего секунду, переваривая услышанное, мы оставались на месте, а потом, опережая старуху, кинулись в избу.
Мать уже успела перерезать веревку и освободить захват петли, но поднять свою дочку с пола у нее не хватило сил.
Любаня лежала на домотканом половичке посредине своей крохотной комнатки, занимая своим грузным телом практически все пространство.
* * *
Мы с Максом сидели на даче под яблоней и ждали, когда подъедет Вера Григорьевна в сопровождении полковника. Он, да и вообще никто еще не знал о том, для чего она нам понадобилась, как не знали они и о драме, произошедшей в деревне Излучино. Тяжелый тряпичный мешочек с золотом хранился у Макса за пазухой, и это мешало ему обдирать низкорастущий кустарник вишни. Милка с видимой неохотой накрывала стол для встречи отцовской подруги. За ней из-за кустов укоризненно наблюдал ее громадный приемыш Брут. Весь его обиженный вид красноречиво говорил о том, что она занимается совсем не тем, чем положено бы заниматься хозяйке добропорядочного пса.
Видеть всю эту картину упорядоченного покоя после того, что случилось в деревне, не было никаких сил. Откинувшись на спину, я закрыл глаза и вскоре забылся тяжелым, почти полуобморочным сном.
Меня обступали какие-то удавленники с гнилыми веревками на шеях. Чередой, как на параде, они проходили мимо меня и, уплывая вдаль, призывно манили руками. Все они были разными, совершенно непохожими друг на друга, и только два знакомых лица повторялись с завидным постоянством. Одно из них было Ольгино, а другое принадлежало Любе. Потом словно шепот ветра пронесся надо мною, в котором постепенно я начал различать слова. "Бредет, шатаясь, через двор дурацкий маскарад, тяжелых ног и бритых лбов изысканный парад..." И вдруг, перекрывая этот шум ветра, неистово закричала Любаня: "Но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил!"
- Проснись, да проснись же ты, скаженный! - шлепая меня по щекам, прямо в ухо кричала Милка. - Господи, всех соседей на уши поставил. Ты чего кричишь?
- Нет, ничего, - стряхивая наваждение, затряс я головой. - Так, муть приснилась.
- Иди умойся и садись к столу. Все уже собрались.
Действительно, вся компания была в сборе, не хватало только господина Гончарова. Кое-как ополоснув мятую морду, я присоединился к пирующим.
- Об чем речь? - выпивая штрафную, подключился я к разговору.
- Речь о соединении двух одиноких сердец, - усмехнулась Милка, глазами показывая на счастливую пару. - Майн фатер и айн фрау того...
- Не вижу тут ничего дурного. Любви все возрасты покорны, как справедливо заметил классик и недавно повторил наш друг Ухов. А у нас с Максом для молодых готов подарок. Максимилиан, прошу тебя, вручи подобающим образом.
- Да чего там... Я не умею... Вот, держите. - Вытащив из-за пазухи килограммовый мешочек, Ухов положил его между Верой и полковником.
- Что это? - встрепенулась Вера. - Можно посмотреть?
- Для этого он вам и даден.
- Господи, Алексей, ты посмотри, да это же золото!
- Точно, золото, - зачем-то понюхав песок, подтвердил тесть. - Откуда? Костя, неужели вам удалось докопаться до самого дна истины?
- А то как же! - скромно ответил я.
- Значит, вы знаете, кто задушил Ольгу?
- Конечно.
- И кто же этот Маэстро?
- Любаня Арбузова, племянница Петра Геннадьевича. К сожалению, ее больше нет в живых. Когда мы приперли ее к стенке, она зашла в избу, чтобы собраться, а вместо этого взяла и повесилась.
- Вот как! Интересно. Расскажите-ка нам все подробно.
Выполняя просьбу полковника, мы тщательно, во всех деталях пересказали все то, что нам довелось увидеть. Все то, чему мы были свидетелями.
- Печальная история, - вздохнув, констатировал полковник. - И подарок печальный. Наверное, мы с Верой от него откажемся.
- Но почему, Алексей? - живо возразила молодая. - Подарок - он и есть подарок.
- Как знаешь, но я бы от него отказался.
- Правильно, папаша, - тихо, но внятно прошипела Милка. - Зато от моего подарка ты не откажешься. Будешь хранить его до самой смерти. Держи. - И через весь стол она швырнула небольшой прозрачный пакетик.
- Что это? - разворачивая полиэтилен, удивился тесть. - Какие-то волосы?
- Ты не ошибся, отец, - нервно захохотала Милка. - Это действительно волосы, а теперь сравни их с волосами своей невесты.
- Ну и что? Тут и гадать не приходится, это волосы Верочки. Только я не понимаю твоего юмора, зачем и как ты их отрезала?
- Я их не отрезала. Я их вытащила из узла веревки, которой была задушена Ольга Арбузова.