- Ух ты! - восхищенно присвистнул Фокин. - Из вас еще отличная невеста получится!
- Да, я недавно познакомилась с приличным человеком, но о свадьбе не может быть и речи. Меньше года назад он похоронил свою жену, и с его стороны было бы по меньшей мере бестактно делать мне предложение.
- Ради бога, извините нас, уважаемая Анастасия Александровна, виновато поклонился Шагов, принимая на себя хамство начальника.
- Вы молоды, и я вас извиняю, но позвольте поинтересоваться, с какой целью вы нюхаете мою ванну? Я приехала только вчера и ванной еще не пользовалась.
- Это хорошо, Анастасия Александровна, - поднимаясь с колен, одобрительно потер руки подполковник. - И я прошу вас не пользоваться ею вплоть до прихода наших криминалистов. Я пошлю их к вам сразу же, как вернусь на службу.
- Хорошо, но все же какова цель вашего визита?
- Знаете, Анастасия Александровна, есть известная поговорка, которая не раз себя оправдала: чем меньше знаешь, тем дольше живешь.
- Нет, молодой человек, позвольте с вами не согласиться. Мы существа мыслящие, а значит, нам дано от Бога всю жизнь до чего-то допытываться и что-то узнавать.
- Возможно, но сейчас мы эту тему опустим, а поговорим о вашей квартирантке Дине Давлятовой.
- А что о ней говорить? Плохо воспитанная девушка дурного поведения. Я очень жалею, что пустила ее на квартиру. Пройдите, пожалуйста, на балкон и посмотрите - там лежит сломанный стул, который я покупала в Ленинграде еще до войны. Это был прекрасный, крепкий стул, и мне его очень жаль. Сломала его Дина или ее многочисленные поклонники, которые, по словам соседей, менялись у нее чуть ли не каждый день. Вы не поверите, но она мне за нанесенный ущерб даже не заплатила, как не заплатила и за целый месяц проживания в моей квартире. Это просто ужасно, что за молодежь нынче пошла, - семеня вслед за сыщиками, убивалась бабулька.
- Да, со стулом она расправилась лихо, - многозначительно глядя на Шагова, оценил поломку стула Фокин. - Анастасия Александровна, мы вам сочувствуем, но хотелось бы по этому поводу задать вам несколько вопросов.
- Если они не будут носить провокационного характера, то я к вашим услугам.
- Отлично, госпожа Брюханова, - закрывая балконную дверь, улыбнулся Фокин, - дело тонкое, но я думаю, что за чашкой чая мы его разрешим.
- Если бы я могла предложить вам чай, то я бы давно это сделала, но у меня абсолютно ничего не осталось после нашествия этой орды. Вы мне не поверите, но даже куска хлеба в этом доме нет, а пенсию нам дают только десятого числа.
- А как же вы живете? - почесав переносицу, спросил Шагов.
- Как и все интеллигентные люди, - вполне серьезно ответила старуха. Варю кашу и ем хлеб, но Дина уничтожила все запасы круп. Бог ей судья, но нас воспитывали по-другому. Собственно говоря, мне грех жаловаться, у дочери, где я жила последние полгода, я ела все, что захочется. Она "перестроилась", но я этого не одобряю. Уж если в тебе течет дворянская кровь, то ты и должна оставаться дворянкой. Даже нищей, но дворянкой. Наверное, вы меня не поймете...
- Отчего же? - пытаясь прервать старухины рассуждения о чести и перевести разговор в нужное для него русло, спросил Фокин. - Мы вас очень даже понимаем.
- Нет, господа любезные, ничегошеньки вы не понимаете. Чтобы уяснить мою концепцию, нужно прожить долгую жизнь, повстречаться с отъявленными негодяями и добрыми гениями. Только после этого вы поймете, что к чему. Я знаю, что с нечистью вам приходится сталкиваться гораздо чаще, чем с порядочными людьми, но оглядитесь окрест себя, посмотрите, кто правит миром? Взяточники и хапуги. На Руси так испокон века было, но всякий царь, даже самый деспотичный - будь то Грозный, будь то Петр, - угнетая чернь, преумножал богатство отечества.
Нынче чернь, переродившаяся во владык, ради сиюминутной наживы уничтожает все и вся. Им глубоко безразлично, умен ты или нет, порядочен или подл, главное - есть у тебя деньги или их нет. Это аморально в принципе, а на практике и подавно. Страна, отданная на откуп жирующим, нечестным людям, уже не имеет права называться ни империей, ни даже страной. Я глубоко сомневаюсь, что нынешний президент сможет выправить некогда Великую Державу. Начиная от времен Петра нас уважали, а теперь сленговая Америка диктует нам свои условия! Стыдно, господа, не знаю, как вам, а мне стыдно.
- Уважаемая, вы бы прекратили свою агитацию, а то так и до неприятностей недалеко, - дурачась, грозно нахмурил брови Фокин. - И пойдете вы, Анастасия Александровна, этапом в столыпинских вагонах прямехонько к вечной мерзлоте.
- Меня этим стращать поздно, - разозлилась столбовая дворянка и стала как будто бы моложе и красивее. - Это я уже испытала. Мой отец, известный юрист, не выехал из страны, потому что любил Россию. Но страна, возглавляемая Сталиным, не любила его. В тридцать девятом его посадили как врага народа, а потом, через год, немного подумав, пришли и за мной. Подло пришли, господа комиссары, темнотой прикрываясь и возложенными на них обязанностями. А "чтобы делу дать законный вид и толк", с собою взяли понятых. Соседи у меня были, евреи. Многодетные, мы всегда им помогали. Они мне тоже помогли. Написали, что я чуть ли не проводила у нас конспиративные собрания заговорщиков.
- Очень интересно, но, может, хватит о старом, давайте лучше поговорим о вашей квартирантке, - робко попытался прервать поток ее речей Фокин.
- А что, страшно вам стало, товарищи милиционеры? Нет уж, извольте выслушать меня до конца, может быть, в старости вам это пригодится или просто осядет на душе, если, извините, она у вас есть. Сейчас часто пишут и говорят, что зубья сталинской машины перемололи всех подряд, говорят, но уже не понимают смысла сказанного. В сороковом за мной пришли. Их было четверо, а я одна. Сидела на этом самом еще не сломанном стуле и грудью кормила своего шестимесячного сына. Пришли подобные вам в окружении соседей и насильно оторвали моего ребенка от материнского соска. Что может быть страшнее? Когда меня тащили к машине, я думала, что сойду с ума. Не дай вам Бог испытать то, что пережила я.
В Ленинграде был довольно известный актер Михаил Иванович Петров, от него я и родила своего Сашеньку. Откуда ж мне было знать, что за ним давно и направленно следили? Он сильно пил и, естественно, всегда нуждался в деньгах, а посему не был особенно разборчив в своих связях. Он подружился с Вальтером Риттером, который приехал к нам из дружественной Германии по вопросам культуры. Но как потом оказалось, он был шпионом, в чем я глубоко сомневаюсь.
Как бы то ни было, но я угодила в лапы вашего департамента. Сказать, что меня пытали, значит, не сказать ничего. Чекист, к которому меня определили, был комичен и жалок. Не знаю, может быть, это мое субъективное суждение, но я точно помню его крохотное личико и громадный череп олигофрена. Его язык не выговаривал несколько букв, и оттого его речь была смешна и нелепа. Впрочем, он со мной долго-то и не разговаривал, уже во время второго допроса он ударил меня кулаком в грудь, где скопилось молоко. От боли я потеряла сознание. Меня окатили водой и сызнова потребовали признаться, когда и где я передавала немцу фотосъемки секретных объектов.
- Очень, очень интересно вы говорите, - в очередной раз прервал ее подполковник, - только, пожалуйста, поймите нас правильно - в нашем городе происходит по шесть убийств за сутки, одно из них случилось в вашей квартире.
- Что? Вы хотите сказать, что мне пора возвращаться в лагерный барак?
- Нет, просто расскажите о своей квартирантке. Кто она такая, откуда, чем жила и пахла. В общем, все, что вы о ней знаете.
- Господа, а мне повезло - я действительно ничегошеньки про нее не знаю, - торжествуя свою победу, зловредно засмеялась старуха. - Дина Айратовна Давлятова пришла ко мне по объявлению, которое я, дабы улучшить свое материальное положение, расклеила на всех ближайших столбах. Она пришла первой и сразу же мне заплатила за два месяца, хотя я и просила за квартал. Но она была первой, и поэтому я согласилась. Зажав в кулаке эти несчастные бумажки, я была уже не в силах с ними расстаться. Смешно, господа, но я сразу же побежала в магазин и купила себе торт. Потом вернулась домой и, пока она ездила за своими вещами, я его съела. Мне стало нехорошо, но я продолжала его есть, пока меня не вырвало.